Заниматься любовью до одури, так, чтобы в яйцах звенело. А наутро пойти в ЗАГС и расписаться, наконец. А потом… Уехать за город. В дом на Истре. И жить там, пока ветер без камней. А может, укатить куда-нибудь за границу. В Италию, например, отвезти Соню и Дашку.

«Спи, Катран. Спи», — приказываю себе. Закрываю глаза. И неожиданно усмехаюсь. Вот это я попал. Влюбился как пацан. Мне же Кольцов про недостачу сказал.

А я… Что я?

Раньше бы по потолку круги нарезал. Считал бы убытки, искал бы виновных, требовал компенсации. А сейчас лежу и мечтаю. Смотрю в потолок и думаю о Соне. Сильно меня проняло. До печенок и спинного мозга.

Люблю ее. Как никого никогда не любил. И больше уже не полюблю так никакую другую женщину. Второй раз так влюбиться невозможно. Мне про себя и про Соню все ясно. Взять за руку, отвести в ЗАГС и никогда больше не расставаться.

«Любить. Растить детей», — вздыхаю тихонько и неожиданно представляю Соню беременной. С большим животом, деловую и серьезную.

«Да я тебя на руках носить буду, девочка!» — улыбаюсь счастливо. Кровь приливает к паху. В штанах становится тесно.

Переворачиваюсь на живот. Обнимаю подушку. Стояк такой, что матрас вспороть можно. Вот это я поплыл, идиот.

«Давай, о делах подумай. Тебя обнесли, придурок. Со сроком намутили», — заставляю себя переключиться на бизнес. И только сейчас до меня доходит.

Не верь. Не бойся. Не проси.

Три главных правила тюремной жизни. А я забыл о них. Обрадовался. Понадеялся. Нельзя. Ничего нельзя. Вот когда за моей спиной захлопнутся ворота колонии, вот тогда и помечтать можно. А пока нужно выстоять. Вернуться к Соне целым и невредимым. Иначе моя дорогая семья испортит ей жизнь по максимуму.

Есть, правда, Адам… Но я не стану доверять свою женщину этому проходимцу.

«Кофе они пили вместе», — вспоминаю сегодняшние новости. Вот же гад. Вечно подберется поближе и вдарит побольнее. Выйду — сразу морду ему начищу.

Глава 46

— София Александровна, — с утра раздается звонок из администрации гимназии. — Руководство приняло решение отстранить вас от занятий…

— Да, хорошо, — отвечаю совершенно спокойно. Даже вопросов не задаю.

— Отлично. Я отправила вам на почту уведомление. Можете его считать официальным документом.

— Хмм… До свидания, — прощаюсь наскоро. Нет сил слушать холодный бесчувственный голос.

Открыв почту, в ужасе читаю скупые канцелярские строки. Глаз выхватывает глупые стандартные фразы.

«… недопустимое поведение… порочащие связи…»

Идиотизм какой-то!

«Как? Почему?» — хочется заорать в голос. Но я молчу. После бессонной ночи раскалывается голова. Сердце частит, а душу затопляет слепая паника. Страшно боюсь за Дашу, даже тошнит от нервов.

— Ничего не бойся. Ты под охраной, — сказал вчера Женя, а все равно меня трусит. Доверяю ему, конечно. Но он там, за закрытой дверью, а я здесь, и большую часть времени совершенно одна. А Даша тем более беззащитна.

Инстинктивно падаю на колени, обнимаю дочку. Обеими руками сжимаю худенькие плечики. Прижимаю малышку к себе. Утыкаюсь носом в волосы, заплетенные в косички. И больше всего на свете хочу оказаться рядом с Женей. Закрыть дверь и никого не пускать. Уткнуться в крепкое плечо любимого и выдохнуть.

«Он вернется, и все будет хорошо», — повторяю как мантру. Смаргиваю слезы. Пытаюсь взять себя в руки. Сейчас нельзя раскисать. Да еще чужой человек в доме. Ксения милая, и понравилась мне с первого взгляда. Но все равно, при ней не расслабишься. Плюс покормить надо. За ужином мы засиживаемся допоздна.

Почти до утра обсуждаем события прошедшего дня, о которых больше всего на свете хочется забыть. Но нельзя. Надо быть начеку. Вчера повезло. Чуйка меня не обманула. В этот раз. Но Бобровы не остановятся… Интересно, почему? У них же свои дети есть… Наследники. Зачем тогда моя Дарья понадобилась?

Подхожу к окну. Выглядываю, стараясь увидеть двор гимназии. А потом решительно открываю дверь и выхожу на балкон. Зябко кутаюсь на ветру. Обнимаю себя обеими руками и как последняя дура пялюсь на детей, бегущих через двор. На коллег, чинно шествующих следом.

А я… Меня отстранили! Интересно, что повлияло? С обязанностями я справляюсь. А остальное — просто бред.

— Соня, телефон! — выйдя следом, протягивает мне вопящую трубку Ксения.

— Спасибо, — шепчу еле слышно и, приняв вызов, возвращаюсь обратно в комнату.

— Сонечка, ты где? Дома? Хочу подъехать, — слышу в трубке елейный голос Карины. — Говорят, тебя увольняют. Полный беспредел! Ты уже знаешь? Как ты? — тараторит она.

И честно говоря, меня уже раздражает ее назойливость. Даже в такой ситуации бесит.

— Подъехать? Куда? — спрашиваю, стараясь держаться спокойно.

— Я тут недалеко от твоего дома… — заявляет она. — Ездила к одному ученику, — объясняет зачем-то.

— Где? — выглядываю в кухонное окно. Смотрю на небольшой двор перед многоэтажкой. На двух теток с сумками, остановившихся поболтать.

— Ну как где? — фыркает Карина. — Рядом с тобой… В Заречном. Я тут случайно оказалась на соседней улице. Если ты дома, я бы зашла.

— А-а, — тяну я. — Я уже уехала…

— Господи, Сонь. Ты где? Что происходит?

Вот и мне хочется спросить, что происходит! И почему сразу после новости о моем увольнении подруга кинулась искать меня.

В чем дело, Карин?

Вопрос так и рвется с языка. Но я упрямо молчу, иначе заору в голос. Что за тотальная слежка?

— Кто это? — пристально смотрит на меня Ксения.

— Коллега, — ухожу от ответа.

— Опять та назойливая подружка? — усмехается Ксения. — Дай мне ее телефон. Пробьем красотку. Не нравится мне. Слишком пристальное внимание.

— Карина хорошая, — объясняю запинаясь. — Она мне очень помогла, когда я со Славой разводилась. И Дашка ее хорошо знает, — киваю на Дарью, играющую в куклы.

— Тем более, — хмуро бросает Ксения. Звонит кому-то. Передает сведения.

— Соня, — берет меня за руки Ксения. — Сейчас речь идет о другом. Я не знаю, что произошло. Могу только догадываться. Но там, в колонии, Бобров заподозрил неладное, и я его понимаю. Аудиторская проверка наверняка выявит крупную недостачу. Пять лет Проскурин был на хозяйстве. Лапы точно засунул по самое не могу.

— Да, возможно, — вскидываю подбородок. — Но какое отношение к нам с Дашей имеют