– Ты же понимаешь, будет лукавством с моей стороны сказать, что я не злюсь на тебя. Но моя злость больше адресована к тебе из прошлого – той, которая изо дня в день решала лишать меня общения с родителями, лишь бы не раскрылась ее тайна. И пусть это не оправдание твоим поступкам, но мне очень жаль, что тебе пришлось перенести изнасилование и потерю первенца.

– Конечно, это не оправдание. – Бабушка опять сгорбилась.

– Но я люблю тебя. И я не хочу, чтобы ты продолжала страдать из-за старых ран – тех, что нанесли тебе, и тех, которые сделала другим ты сама. – После этих слов бабушка повернулась ко мне со слезами на глазах. Если не так давно я впервые увидела, как она плачет, то теперь она впервые при мне разревелась так, как плачут маленькие дети. Громко, горько, сопливо. Это рвет мне сердце. Я говорю что-то, чтобы успокоить бабулю, обнимаю ее и глажу по голове, как в прошлый раз. Бабушка отвечает на мои объятия, но продолжает плакать. Иногда мне кажется, что ее слезы вот-вот закончатся, но я ошибаюсь.

– Зн-наешь, – говорит бабуля сквозь всхлипывания, – иногда мн-не казалось, что проще лечь и умереть, чем рассказать вам обо всем. Такое не прощают.

Спорить с бабушкой не хочется. Она права. И я сама бы не простила, но чувствую, что не могу сделать такой выбор.

Не знаю, сколько уже времени прошло, когда в комнату зашла мама.

– Глупый вопрос, но у вас все хорошо? – это первый раз, когда она ко мне обратилась. Пусть и за компанию с бабушкой.

– А то не видно, – буркнула бабуля, – и все-то меня готовы простить, а я себя – нет.

– Мама, это всегда будет твоим крестом. И я тебя простить не готова. Наверное, никогда не прощу. Но, в отличие от Сони, я с этими мыслями живу уже полтора года. И виню не только тебя или дедушку. Моей вины в этой ситуации тоже хватает. Я…

– Я не хочу больше разбираться, кто за что себя винит и чем мотивировался, когда поступал не самым лучшим образом. Да и оценки раздавать не хочу. Давайте уже наконец-то жить долго и счастливо? Забудем про все обиды. Станем нормальной семьей. Мама, бабушка, разве вам не кажется, что у нас нет времени на препирательства? То, что случилось, уже не исправить. Вероятно, всем нам вместе и по отдельности еще предстоят не самые простые разговоры друг с другом. Но сегодня, я вас прошу, давайте просто порадуемся тому, что мы снова вместе. – Я беру на себя роль кота Леопольда, а у самой уже глаз дергается. На самом деле уже просто нет сил в чем-то разбираться. Хочу обнять маму и уснуть.

– Как можно быть такой мудрой и одновременно такой наивной? Не все так просто, дочка. Но хорошо, давай не будем. – И мама вышла из комнаты. Я еще раз обняла бабушку и пошла за мамой на кухню. Почему мне кажется, что я играю не свою роль?

Мама села за стол и стала дрожащей рукой наливать себе воду из кувшина.

– Мам? – В ответ тишина. Она не стала пить. Оперлась локтями о стол, закрыла лицо руками и снова начала плакать. Почему, когда происходит столько хороших вещей, слезы все равно льются рекой? Я больше не нахожу что сказать. Сижу тихо, как мышка. И боюсь, что делаю что-то не так. Или что я сама какая-то не такая.

– Ребенок должен быть ребенком, Соня, – говорит мама, вытирая слезы ладонями. – А ты как будто стремишься быть слишком взрослой и мудрой. Перепрыгиваешь через все стадии принятия, стремясь скорее приблизиться к счастливому финалу. Да, ты совершеннолетняя. И в твоем возрасте я уже стала мамой, пусть и думала, что это не так. Но я тоже была ребенком. Я не жалею, что тогда решила родить тебя, и сделала бы этот выбор еще сотню раз. Но больше всего на свете я хотела бы, чтобы мой ребенок был рядом. А я пошла на этот слишком взрослый шаг, когда сама еще не вышла из-под родительской опеки. Как я понимаю, ко мне они относились лучше, чем к тебе. Я по-настоящему чувствовала их любовь. Даже больше: она меня душила.

– Тебе с лихвой досталось то, чего не хватило мне.

– Конечно, они тебя любили. Но когда у двух деловых людей, руководителей до мозга костей, провалился проект «Дочь», то они решили подойти к проекту «Внучка» уже по-другому. С папой у меня всегда были более тесные отношения, чем с мамой. Она слишком «вещь в себе». Наверное, все мы просто жертвы времени, когда психотерапия считалась чем-то зазорным.

– Говорят, что хороший священник лучше психолога. Не знаю, так ли это, но при отсутствии выбора это должно быть неплохой альтернативой. Причем бесплатной.

– Психологи тоже бывают бесплатными. Не факт, что тебе попадется хороший специалист, но таких гарантий и в сфере платных услуг никто не дает.

– А ты проходила психотерапию?

– Да. Поэтому я хочу проживать все свои эмоции. Но еще я должна нести ответственность за свои поступки, потому что я взрослый человек и твоя мать. Я пытаюсь быть бережной к себе и не корить себя за то, что не докопалась до правды ни двадцать лет назад, ни позже. Но пока не получается.

– Наверное, через этот этап просто надо пройти…

– «Просто», да. А теперь скажи мне, доченька, почему ты решила взять на себя роль всепрощающего ангела и засунуть свои чувства куда подальше? Почему ты не даешь себе проживать негативные эмоции?

– Я… я не знаю…

– Подумай.

– А вы точно психотерапевт? – После этих слов мама впервые начинает улыбаться. Мне же сейчас некомфортно, хотя я и пытаюсь шутить.

– Солнышко, это важно. Не торопись и дай себе шанс узнать себя получше.

Ну вот, здравствуйте. Я думала, что только этим и занимаюсь все последнее время, но судьба… или, простите, мама открывает передо мной совершенно новые уровни самопознания.

– Может быть, я просто устала от душевной боли? За все время, что была под опекой бабушки и дедушки, которые не показывали свою любовь и не позволяли сделать выбор. За то время, когда решила сама себе дать это право выбора, но не смогла каждый раз распоряжаться им мудро. Я же не умела делать это раньше. Поэтому взвалила на себя слишком многое. Да еще и захотела поскорее реализовать все свои мечты. Почти в формате «пятилетку за два дня». И надела маску идеальности. Может, я до сих пор играю «хорошую девочку». Может, я и правда сейчас пытаюсь быть слишком правильной. Хочу понравиться тебе. Угодить бабушке. Но я не вижу, где здесь фальшь. Я искренне считаю, что самое правильное решение сейчас – отодвинуть свое эго и просто насладиться тем, что мы обрели.

Я совсем забыла, что мама толком не спала. Сейчас она проживает свои эмоции так, как может, но у нее и физического-то ресурса нет. Мама продолжает со мной разговаривать, но ее голос звучит все более неразборчиво. Она вытягивает руку на столе и кладет голову сверху, как на подушку. Я берусь за ее ладонь и пытаюсь привыкнуть к телесному ощущению того, что мама рядом. Да, я вижу ее впервые в жизни. Но у меня нет чувства, что нам нужно долго друг с другом знакомиться, чтобы стать близкими людьми. Или это я опять форсирую события?

Когда я пыталась выдавить для мамы толику самоанализа, то специально не стала рассказывать ей про неделю, которую по привычке обозначаю как «кошмарную». Но я поставила в сознании мысленную галочку о том, что смогла неплохо себя обдурить. Мне казалось, будто после всего, что было, я «просто» отреклась от этих кошмаров, от образа идеальной себя и резко стала осознанной. Бережной к себе, смелой, правильной, всепрощающей и понимающей. «Началась светлая полоса, и теперь я всегда лучшая версия себя».

Вот только что