Мы так и не вычислили, где находится фабрика Голдчайлда. Видимо, «магия» творится здесь.

По территории снуют вооружённые люди, перебегая между постройками. Идеальные мишени.

Эйден передаёт мне рюкзак. Быстро устанавливаю баллистический компьютер на винтовку для повышения точности. Глубокий вдох — и снова в прицел.

— Что видишь? — Джош ходит кругами по периметру.

Игнорирую его.

— Ты там…

— Замолчи, — хрипло обрываю я.

Сердце пропускает удар, когда прицел находит задний двор главного дома. Матис прикован за запястья к столбу у павильона, полуголый. Фиолетово-синие пятна покрывают его бледную кожу. Кровь сплетается в косы в его светлых волосах, стекает по торсу, капает на бетон, как цветущие маки.

Желчь подкатывает к горлу, но я сглатываю. Холодный пот покрывает кожу, когда мужик с пивным животом и кастетами наносит очередной удар.

В глазах темнеет от ярости. Палец дёргается на спусковом крючке — приходится убрать его на предохранительную скобу, чтобы не нажать.

Это не смертельный удар. Матис выживет. Но если выстрелю сейчас — раскрою нашу позицию, и его прикончат.

Достаю телефон из-под одежды, звоню Сергею. Он берёт трубку после второго гудка.

— Эдельхерт на заднем дворе главного дома. Километр от главной дороги. Полтора километра к западу от меня.

— Сколько охраны? — хрипит он.

— Видела двенадцать. Вооружены.

— Будем через три минуты.

В этот момент лысый, истязающий Матиса, поворачивается. Губы искривляются в оскале.

— Голдчайлд здесь.

— У тебя есть выстрел.

Колеблюсь.

— Есть.

— Жди сигнала.

Линия остаётся открытой, пока он отдаёт приказы остальным.

— Эйден, прикрой меня. Джош, двигай на подмогу. У тебя три минуты.

Не проверяя, слушается ли он, сосредотачиваюсь на расчёте выстрела. Нервы сковывают тело — руки дрожат. Пульс бешеный, голова раскалывается, дыхание неровное. Даже новичок в таком состоянии стрелял бы лучше.

Если я облажаюсь — он умрёт.

Если не возьму себя в руки — он умрёт.

Если не справлюсь — годы тренировок и долга пойдут к чёрту.

Закрываю глаза и представляю, будто Ти-Джей рядом: молча инструктирует, держит в курсе всего, что происходит за пределами моего узкого обзора. Когда это не помогает, воображаю, как он сверху наблюдает за мной — с бутылкой пива в руке и той же едкой ухмылкой.

«Эх, Скорп, не потянешь ты этот выстрел», — говорил он каждый раз на дальних дистанциях. «Давай-ка уступи место настоящему мужику. Тысяча триста футов? Да женщине такое не под силу».

Ти-Джей всегда подначивал меня, дразнил до ярости — но его вызовы подкармливали моё упрямство, заставляя доказывать обратное. Ведь эти же слова он бросил мне, когда я поставила рекорд.

«Давай на спор: прибьёшь ублюдка — я неделю стираю твоё бельё. Промажешь — тогда ты. Но предупреждаю, девочка: у меня там кое-что особенно вонючее».

Его бесконечный трёп звучит у меня в голове, пока тело постепенно расслабляется, а я сливаюсь с ритмом собственного сердца.

— Тридцать секунд, — голос Сергея в телефоне.

Проверяю расчёты в третий раз: скорость и направление ветра, высота, влажность, снос пули.

— Двадцать.

Вздрагиваю, когда Матис сгибается от удара Голдчайлда.

— Пятнадцать.

Криминальный босс остаётся на месте, смеётся и размахивает руками.

— Десять.

Вдох.

— Пять.

Выдох.

— Четыре.

Один удар сердца.

Два.

Спускаю курок.

Три.

Грохот выстрела раскатывается по горам, сливаясь с криками и пальбой. Голдчайлд падает.

Я не проверяю, добит ли он. Перевожу ствол с одного на другого, отстреливая тех, кто может приблизиться к Матису. С такой дистанции не разберёшь, насколько точны попадания. Главное — вывести их из строя, чтобы Сергей с людьми могли зачистить территорию.

Крики не стихают минутами. Моя позиция раскрыта, но я не могу сдвинуться — оставлю Матиса без прикрытия.

Как по заказу — шум справа. Рука сама хватает пистолет в кобуре. Эйден на земле отбивается от двоих. Два выстрела: первый в горло высокому, второй в грудь второму. Эйден смотрит на меня, рот открыт.

Возвращаюсь к снайперке, продолжаю стрелять. Меняю магазин, снова стреляю, пока не слышу Сергея:

— Север чист.

— Дом?

— Только заложники и гражданские. Как Эдельхерт?

Осматриваю территорию: тела повсюду, Джош отвязывает Матиса от столба.

— Чисто.

— Хорошо. Оставайся на позиции до отбытия.

— Принято.

Разрыв соединения. На секунду закрываю глаза. Облегчение.

Спасибо, Ти-Джей. Должна тебе выпить.

Продолжаю наблюдать за территорией, направляя людей по рации. Телефон вибрирует — звонок от Джоша.

Хмурюсь. Он на заднем дворе склонился над вторым моим «трофеем», проверяет пульс.

— Что не так?

Джош что-то говорит тому, кто стоит за ним, но в трубке тишина. Поворачиваю оптику — Матис в его куртке стоит над телом Голдчайлда. Несмотря на расстояние, смотрит прямо на меня. В его глазах — гордость, от которой я теряю хватку.

— Какая дистанция?

Тепло разливается по телу от его голоса. Уголки губ ползут вверх. Мельком смотрю на кольцо, затем на баллистический компьютер.

— Тысяча пятьсот два метра, — отвечаю я, прочищая горло.

Он усмехается:

— Залак Бхатия. Бывший сержант 75-го полка рейнджеров. 11 Bravo. Спецназ. Позывной «Скорпион». Два подтверждённых убийства с полутора километров.

Не могу сдержать улыбку, кусаю щёку.

Смотри, мама. Твоя дочь только что вошла в историю.

— Садись в машину, Матис Халенбик. — Я не скрываю торжества. Обручение, личный рекорд, убийство Голдчайлда и поездка на машине — всё за одну ночь. — Хватит быть кошмаром для охраны.

Его смех заставляет щёки гореть:

— Значит, свадьба в горах отменяется?

— Я сама тебя прикончу, если не выйдешь из зоны обстрела.

— Обожаю, когда ты грубишь.

— Вон! — рычу я, распахивая дверь кабинета Матиса.

Горничная и дежурный врач смотрят на меня в недоумении. Я редко раздаю приказы, но если все, кроме Матиса, не выйдут в следующие десять секунд — сорвусь. Мне пришлось ехать отдельно и ждать, пока Сергей не разрешит отбытие.

Я знаю, что он жив.

Знаю, что с ним всё в порядке.

Но мне нужно увидеть его, прикоснуться, чтобы развеять каждый чёртов сомнения.

— Советую послушаться, если не хотите нового трупа, — сухо замечает Матис с дивана.

Врач усмехается, даёт рекомендации (которые тот проигнорирует). Когда мы остаёмся одни, кажется, что дыхание перехватывает. Его лицо — сине-чёрная мозаика: отёки, кровоподтёки, едва видные сквозь них зелёные глаза.

— Зря я прикончила ублюдка, — мой голос звучит из преисподней. Приближаюсь, осторожно касаюсь его кожи. — Надо было притащить его сюда и вынуть все кости при жизни. Смерть — милость по сравнению с тем, что я с ним сделала бы.

Матис хватает меня за руку. Ярость вспыхивает при виде следов от верёвок на его запястьях. Он прижимает окровавленные губы к шраму на моей