все нормально.
Обычно мама с порога рассказывает как у них дела, какие новые сорта смородины, малины, яблок и прочего они высадили у себя в саду, как они с папой разругались по поводу теплицы, какие закрутки наварили в этом году. Жалуется, что в сарае потекла крыша и отец возился с ней два дня, а потом слег с больной спиной, а соседка баб Маша опять выпустила гусей на наши грядки, они все пожрали и папа грозился в следующий раз зарезать их всех. А сегодня внезапно тишина.
– Мам, вы что – поссорились?
– С чего ты взяла?
– Не знаю. Просто.
Я бы и рада была, если бы ошиблась.
Она выкладывает на тарелку глазунью, выключает плиту и ставит передо мной завтрак. Садится напротив.
– Ешь вон давай. Одни глаза да нос остались.
Я послушно приступаю к завтраку, отмечая, что горло все же воспалено – глотать неприятно. Нужно бы до аптеки сгонять за леденцами. Медленно пережевываю каждый кусочек, запиваю горячим чаем. Приятно, когда о тебе заботятся, но меня не покидает ощущение, что мама не просто так взяла паузу. Что новости, с которыми она приехала, меня не обрадуют.
И мои опасения подтверждаются.
Как только я заканчиваю есть, складываю грязную посуду в мойку и возвращаюсь за стол, мама, кусая губы, нерешительно спрашивает:
– Лика, у тебя есть знакомый юрист? Или кто-нибудь, кто может посоветовать такого спеца?
24/1
У меня челюсть отваливается до пола. Мама и юрист настолько разные и несовместимые понятия, как мороженое и космический корабль. Мне в голову не приходит ничего такого, зачем бы ей мог понадобиться такой спец.
– Вы с папой разводитесь? Имущество делите?
Хотя, какое там имущество – дом в деревне и земля двадцать соток? Там денег от их продажи не хватит даже на покупку однокомнатной квартиры, а уж если делить на два...
– Нет-нет, что ты, – машет она и у меня груз падает с сердца.
Ну хоть тут все слава богу. Остальное ерунда. Но нет, как оказывается, я рано радуюсь.
– У папы проблемы, – признается, наконец. Молчит несколько секунд, словно собирается с духом и продолжает: – На днях загорелся дом Семеновский. Тот, который отец хотел купить года два назад, чтобы хозяйство расширить. Там уж и дом не дом – сарай одним словом. Хозяева давно не живут, вначале говорили, что дети туда приедут, внуки, а тем деревня даром не нужна, сама знаешь, вот и стоял закрытый и нежилой. Местные алкаши разворовывали потихоньку, бомжи начали захаживать. А недавно кто-то поджег. Отец первый увидел. И пожарных вызвал, и сам помогал тушить. А сосед, когда узнал – обвинил твоего отца, мол, тот давно зарился на мой дом, хотел прибрать к рукам, вот и поджег. Наговорил там бог знает чего. Полиция как преступника пришла забирать отца – вся деревня видела.
С каждым словом ей становится все тяжелее рассказывать, а в конце она и вовсе начинает рыдать.
Я вскакиваю со своего места, обнимая ее за плечи. Прижимаю к себе, как ребенка, успокаиваю.
– Подожди, а свидетели?
– Вот и оно, что Семен подсуетился. Бомжей каких-то привел с показаниями. Может, сам поджег, а с нас денег стрясти хочет?! Что мы ему плохого сделали? – всхлипывает мама. – Ты бы видела на какую сумму он свой сарай оценил – ни один дом в нашей деревне столько не стоит! Понаписал, что там чуть ли не дворец был.
Я машинально глажу ее по спине, плечам, а в голове на высокой скорости мелькают картинки. Дед Семен был самым вредным соседом в деревне. Жил он напротив и ему вечно все мешали. Дети, бегающие под окнами, соседи, ездящие на автомобилях мимо его дома. И сколько его помню – он вечно с кем-то судился. Самое интересное – Семен Петрович почти всегда выходил победителем в спорах. Поговаривали, что кто-то из его родственников работает в органах и помогает ему выигрывать дела, поэтому, когда он с женой переехал в городскую квартиру, у нас все наконец-то свободно вздохнули. Обрадовались, что избавились.
А еще Семен Петрович был дедушкой Паши – моего бывшего мужа.
Мама берет себя в руки, выдыхает. Оглядывает кухню, стараясь не смотреть мне в глаза. Видимо, боится, что снова расплачется. Или стыдится того, о чем придется меня просить. А я жду главного вопроса, который не может не прозвучать.
– Ты сейчас общаешься с Павлом? Можешь его попросить поговорить с дедом? Отца ведь посадят...
Глава 25
Офис встречает меня густым ароматом кофе. Видимо, наконец-то, починили кофе-машину и коллеги пытаются успеть до начала рабочего дня влить в себя суточную норму кофеина. Чтобы потом не переживать, что халява есть, а времени нет.
– Привет, – здороваются девчонки из маркетингового отдела, косо глядя на меня, когда мы встречаемся в коридоре. – Как настроение?
Я утвердительно киваю в ответ. На секунду мне кажется, что что-то не так. Их настороженный вид наводит на мысль, что они то ли хотят спросить о чем-то, но не решаются, то ли...
Развить мысль я не успеваю. На телефон прилетает сообщение от Алекса со списком дел, я отвлекаюсь, а когда поднимаю голову – коллеги уже скрываются у себя в кабинете. Наверное, показалось. Я со вчерашнего дня на нервах, не спала почти до самого утра, вот и мерещится на каждом шагу мировой заговор.
Но заморачиваться некогда, тем более, что есть дела поважнее, поэтому я отмахиваюсь и приступаю к работе. Правда, сосредоточиться не получается. После разговора с мамой в голове – каша, в груди – тревога, еще и Пашка, как на зло, сменил номер телефона, в соцсети не заходит уже несколько дней, а его друзья сливаются, уверяя, что не знают где он и как его найти. И это подвешенное состояние действует мне на нервы.
А еще я внезапно поняла одну странную вещь: насколько сильно еще недавно я желала нашей встречи с Пашей, ждала повода, который снова бы свел нас вместе, настолько же сильно я сейчас не хочу его видеть, слышать, общаться, вообще как-то контактировать. И если бы не ситуация со сгоревшим домом его дедушки, которая затронула моего отца, я бы ни за что не искала встречи с бывшим. А так у меня просто нет выбора.
До обеда время тянется мучительно медленно. Я то