– Я… я пойду.

Разворачиваюсь, но Михаил резко подрывается, за руку меня берет.

– Стой.

Притягивает меня к себе за талию, и я чувствую, как напрягается все мое тело от его запаха, прикосновения, от его тепла и сильной энергетики.

– Надела все же.

Поднимает руку и касается мочки моего уха. Нежно, провоцируя приятные мурашки и стыд.

– Да. Тебе нравится?

– Нравится. Ты пришла их мне показать, Ангел?

Вздрагиваю, когда Миша сжимает мою руку крепче, а после касается пальцем подбородка, заставляя посмотреть себе в карие темные глаза.

– Да… то есть не только. Я хотела извиниться за вчерашнее. Не надо было мне так вести себя, пить это шампанское, и вообще…

– Никогда больше так не делай, Ангел. Меня могло не быть рядом.

Пожимаю плечами, становится жутко неловко, но взгляд не отвожу. Хочу смотреть на него, такого красивого и строгого одновременно, взрослого, моего Михаила.

– Ты всегда со мной рядом. Всегда меня спасешь.

– Не стоит делать глупости, рассчитывая на это.

– Миша, я… мне очень жаль, что Толик пострадал из-за меня.

Его взгляд сразу же становится мрачным, и я вижу, как Михаил поджимает губы.

– Кто проговорился?

– Паша, но он не виноват! Я сама его вопросами доставала. Толик… его выпустят?

– Выпустят, – чеканит как-то холодно, словно не хочет об этом говорить.

– А Люда?

– В больнице.

Сердце заходится парой гулких ударов, в этом тоже моя вина.

– Ей стало плохо? Поехали к ней!

Разворачиваюсь, но Михаил уйти не дает. Держит за руку крепко, а после за талию перехватывает, медленно вжимая в себя, и я чувствую его так близко, что, честно говоря, отстраняться не хочется совсем.

– Не суетись, маленькая моя. Спит она уже. На сохранение положили.

Миша наклоняется и нежно целует меня в висок, после чего волосы мои за ухо заправляет, проводит костяшкой руки по щеке. Снова сбитой. Я же не шевелюсь. Мне так приятно, когда Бакиров меня целует, пусть даже так, в висок, не в губы. Трепещу вся, коленки дрожат, и дико ноет живот, аж больно.

– Иди в свою комнату, Ангел. Будь послушной девочкой.

Его хриплый низкий голос будоражит меня, животом я чувствую возбуждение Михаила. Сильное такое возбуждение, которое кипятит кровь, заставляя быть с ним честной.

– Я не хочу сегодня уходить в свою комнату, Миша. Я не была послушной девочкой, и ты сам знаешь это.

Наши взгляды соприкасаются, но глаз я не отвожу, я им любуюсь в этот момент, нет для меня красивее мужчины, чем Михаил.

Бакиров окидывает меня пронзительным взглядом, его глаза опасно блестят, но на губах нет ни капли насмешки, он серьезен как никогда.

– Ты знаешь, что непослушных девочек наказывают?

– Так накажи меня… – слова сами слетают с губ, проанализировать я не успеваю и говорю то, что думаю прямо сейчас.

– Что именно ты хочешь, девочка?

Михаил привлекает меня к себе еще ближе сильными руками, а после вжимает в стену, придавливает собой, нависает надо мной, как гора. Я же сдаюсь без боя, мое тело подчиняется сразу, разум уже устал сопротивляться тому, чего я хочу, а хочу я его, и только.

– Тебя… Хочу.

– Не хочешь. Иди спать. Я ничего от тебя не требую.

– Я уже выросла, хватит меня беречь! Покажи мне все, Миша! Я хочу узнать тебя по-взрослому. Без прикрас. Я хочу испытать это. С тобой, – шепчу Михаилу одними губами, чувствуя, как тело просыпается. Я хочу с ним все испытать как женщина.

Медленно протягиваю руку и накрываю ладонью пах Бакирова, чувствуя, что он уже возбужден, но бояться сегодня я не хочу, я хочу познать с ним все.

Глава 30

Я потеряла стыд, совесть и чувство самосохранения, потому что сама пришла в логово к хищнику и уходить не собираюсь. Мне кажется, что, если и дальше буду трястись перед Михаилом, никогда этот страх в себе не поборю, а бояться его я не хочу.

Я помню наш первый раз. Да, мне было больно, но Миша не был ко мне жесток. Мне было с ним хорошо, и я до чертиков хочу, чтобы мы забыли о нашем втором разе. Чтобы вычеркнули его из памяти, стерли, вырезали и забетонировали дыру, хотя сама прекрасно понимаю, что это невозможно, но сегодня я сдаюсь. Я проиграла ему в этой холодной войне, и воевать больше у меня нет желания.

– Ты знаешь, что это запрещенный прием, девочка?

Миша кивает на мою руку, которая все так же бессовестно касается его паха. Там дико твердо, однако почему-то это меня не пугает, а наоборот, заводит.

Не хочу больше бояться. Хочу с ним быть, хочу получить хоть немного его ласки.

– Знаю. Я хочу, чтоб тебе нравилось…

Поглаживаю его осторожно кончиками пальцев, а Бакиров тяжело дышать начинает, и его карие глаза в этот миг становятся черными.

– Не дразни меня. Уходи.

– Не уйду. Пожалуйста, не прогоняй! С тобой хочу быть. Очень.

Утыкаюсь носом ему в голую грудь, целую чуть ниже ключицы, куда достаю. Капелька воды стекает по черным волосам Михаила, и я ловлю ее языком, облизываю губы, замечая, как при этом Бакиров дышать чаще начинает и раздуваются его ноздри.

– Жалеть будешь. Будешь реветь!

– Не буду я жалеть. Не буду…

Договорить не успеваю, потому что в следующий миг Миша обхватывает мою голову руками, наклоняется и впивается в мои губы поцелуем. Набрасывается, как зверь голодный, целует нежно и страстно, вжимает в себя с силой, и животом я чувствую его возбуждение. Огромное такое возбуждение.

Он касается моей майки, еще миг – и пробирается под нее, ловко обхватывая нежное полушарие груди большой грубой рукой.

– Сними, Ангел.

Прикусываю губу.

– А можно… можно в одежде остаться?

Там шрамы, а я не хочу, чтобы он видел мои шрамы.

– Нет, нельзя.

Сглатываю.

– Выключи свет тогда, пожалуйста.

– И не подумаю. Я буду смотреть на тебя. На голую тебя, Ангел! – басит Михаил и окидывает мои волосы на плечо, а после стягивает с меня майку и снимает с меня штаны.

Моментально прикрываюсь руками, опускаю голову. Мне все еще дико стыдно. Шрам большой и грубый.

– Не смотри. Пожалуйста… Он