Маленькая сучка меня просто выводит, и я не замечаю, как согнутая пополам вилка в руке впивается в кожу, но мне не больно. Мне больно смотреть только на то, как она ему улыбается, а мне нет. Я и так всю неделю ее не трогаю лишний раз, чтоб не сделать больно, а оно вон что, Ангел хочет, видно, чтобы ей снова было больно.

Снова мне ни хуя, снова Бакир за бортом, что просто выводит из себя, но хуже другое. Ангел напивается, а пить, оказывается, она вообще не умеет. Она проглатывает два бокала шампанского, и ее просто на хрен развозит. Ее взгляд становится затуманенным, на лице играет глупая улыбка, тогда как мне до одури хочется взять ее, нагнуть у стола, задрать это обрезанное платье и объебать ее ремнем по заднице. Чтобы слушалась, чтобы слушала меня, однако знаю прекрасно, что мы это уже проходили, и оставлять новые следы на ее теле я не могу, что просто меня выводит.

Выходим покурить. Макс получает по роже. Трудно до него, сука, доходит, но после удара, кажется, он приходит в себя, однако то, что случается после, срывает с меня чеку на хуй.

Ахмед. Не ясно, как он просочился в клуб, но, зайдя в коридор, я вижу, как он кого-то зажимает, и все бы ничего, если бы этой кто-то не оказалась Ангел.

Она пьяная и совершенно потерявшая контроль. Пищит что-то тихо, пока Ахмед уже платье ей задрал. Еще минута, и он бы ее трахнул в этом платье либо увез к себе, что еще хуже.

Я не помню, как заваливаю его на пол и начинаю глушить по почкам. Он орет, извивается, но больно мне. Он тронул мое, а такие ошибки, тем более второй раз, я не прощаю.

Я едва останавливаюсь, Ангел меня останавливает своими криками. Тоха подбирает Ахмеда, а я подхватываю Ангела на руки и везу домой. Она охмелела и с какого-то ляда начала цепляться ко мне прямо в машине.

Сама. Ластилась, целовала мою руку, тогда как я просто дурел. Стояк в штанах до боли упирался в ширинку, и мы едва доехали домой.

Какой-то бес шептал мне на ухо остановиться у обочины, задрать ее юбку и просто трахнуть Ангела, но здравый смысл тормозил даже думать в этом направлении.

Нельзя, только не с ней, с Ангелом так нельзя, она не девка на заказ, она моя девочка.

Ласковая кошка, и, если бы я знал, что шаманское так подействует на нее, споил бы еще в первую ночь, но нет. Нельзя, не стал бы. Ее просто на хрен развезло, и кажется, ей абсолютно плевать на то, я сейчас перед ней или кто-то другой, и это просто выводит из себя.

– Миша… поцелуй меня, поцелуй, пожалуйста! – мяукает, пока несу ее в дом, злой уже как черт, а после Ангел тянется ко мне и обхватывает мою мочку уха зубами, проводит по ней маленьким языком, отчего у меня спирает дыхание и каменеет член.

– Чш… спокойно, блядь, Ангел!

– М-м-м… ну пожалуйста!

Пиздец, какая она, когда пьяная, на все готовая, ласковая кошка, и не боится она меня в таком состоянии, хотя она никого не боится, когда пьяна.

Укладываю Ангела на кровать, разрываю на ней это чертово платье, сожгу его на хрен. Я хочу ее, почему бы не взять? Девочка не противится, уверен, что мокрая сейчас, примет даже без боли, но как только в глаза ее смотрю, сжимаю зубы.

Не так. Не по пьяни. Не хочу я так. Блядь.

– Миша, где ты?

– Я здесь. Я рядом с тобой. Спи.

Сажусь на корточки и глажу ее по шелковым волосам. Постепенно Ангел успокаивается и, обхватив подушку, начинает сопеть. Просыпаюсь среди ночи от звонка телефона. Я с Ангелом рядом лежу, не помню даже, когда лег к ней, к себе подтянул. Захотел быть ближе.

Телефон, сука, пищит, разрывается, и, осторожно переложив Ангела на подушку, укрываю ее и выхожу из комнаты.

Смотрю на дисплей. Люда. Мне сама звонит. В пять утра.

– Что случилось?

– Миша… Толика арестовали! Забрали, увезли куда-то. У меня… у меня живот очень болит! Помоги.

– Вашу мать, ты где, дома?

– Да. Мне больно, я боюсь. Миша!

– Еду. Будь на месте.

Отключаю вызов. Кажется, Ахмед все же выжил.

***

– Говори.

–Угроза выкидыша. Надо осторожнее, беременность не из легких, хоть женщина и здорова. Положим на сохранение на три недели. Дальше видно будет. Можно зайти к ней как мужу.

Сжимаю зубы. Муж где-то шатается, и еще не ясно, какого хрена происходит. Людмила белая как стена была, вся в слезах и соплях. Едва довез ее до больницы. Пока всех собак на уши поднял, ищут Тоху, но что-то мне кажется, я первым его найду.

– Я не муж ее. Друг семьи.

– Входите, только ненадолго.

Отворяю дверь палаты. Люда у стены лежит. Руки на уже заметно округлившийся живот положила.

– Миша… что с ребенком? Врач ничего не сказал мне.

– Нормально с ним все. Меньше реветь надо было. На сохранении полежишь. А теперь успокойся и спокойно мне все расскажи. Что случилось. Где Тоха?

– Я не знаю. Ночью пришла милиция, сразу забрали его, ничего не пояснили, надели наручники, скрутили и выволокли. А потом был звонок. Какой-то голос мужской. Сказал, что Толика арестовали, нужен откуп. Какие-то деньги или долги. Твои в том числе. Я ничего не поняла. Толик не брал трубку. Поговорить с ним не дали. Миш, я даже не знаю, за что! Это ж Толик, что вы там проворачиваете?! Почему он, сейчас, почему?!

Провожу рукой по лицу, крепко сжимая переносицу. Долги… какие, на хуй, долги? Кому, блядь, жить надоело? Ладно.

– Не реви. Ищем уже. Найду. Никуда не денется. Тебя охранять будут. Никакой самодеятельности. Будет что нужно – звони.

– Хорошо. Спасибо, Миш.

Мы находим Тоху через час в районном отделении, и нет, это не Ахмед его сдал, заявления на