Вру, и мне ни капельки не стыдно. Нужно сделать так, чтобы он отстал.

- Не вижу ни одного лишнего грамма, - Гроднев проходится плотоядным взглядом по моей фигуре. – Не злись, Полина.

От его взгляда мне становится очень горячо. Будто я окунулась в кипяток.

- Спокойной ночи, Платон Богданович, - говорю я и с намёком берусь за ручки двери.

Гроднев качает головой. С хитрой улыбкой снова шагает ближе, буквально прижимая меня к закрытой двери в комнату.

Такая тесная близость отзывается в теле настоящей бурей. В груди нарастает что-то тяжёлое и до одури приятное.

- Просто Платон, - шепчет Гроднев мне на ушко, - выстанывать во время секса Платон Богданович долго и неудобно.

Мужские руки ложатся мне на талию и норовят тут же пробраться под кофту.

Это моментально отрезвляет. Платон почти коснулся моей тайны.

Сбрасываю с себя наваждение и выворачиваюсь из капкана мужских рук.

- К чему эта назойливость? – спрашиваю я. – Ты сказал, что у тебя нет на это времени.

Гроднев усмехается. Прислоняется плечом к стене рядом со мной и складывает руки в замок на груди.

- А если я скажу, что без тебя мне стало скучно? – глаза Гроднева по-доброму смеются. – Вот, пришёл узнать: может, ты опять в неприятности вляпалась? Я бы тебя снова спас, а потом…

- Спасибо, я лучше со своими проблемами сама разберусь, а то ты благодарности требуешь непомерные.

- Устала в прошлый раз меня благодарить? – Гроднев приподнимает бровь.

В его глазах такая соблазнительная смесь иронии и секса, что я таю. По телу растекается предательская слабость.

- Утомилась, буквально язык натёрла, - отвечаю я, вспоминая, как долго и томительно он меня целовал.

- Солнышко, - от хриплого голоса Платона у меня темнеет перед глазами. – Давай я тебя на ручках отнесу в постель, где ты сможешь как следует отдохнуть после того, как ещё один разочек меня поблагодаришь…

37

Гроднев снова тянет ко мне руки, и я едва замечаю это, потому что взгляд прикован к тёмным гипнотизирующим глазам мужчины. В них огонь, обещание сломить моё жалкое сопротивление и доставить нам обоим удовольствие.

И если бы не моя тайна, вероятно, я не смогла бы устоять. В жизни не встречала мужчину, который умеет так соблазнять.

Так что, малыш, растущий во мне, просто спасает положение. Он не даёт мне забыться и поддаться Платону.

- Извини, Платон, - уворачиваюсь от рук Гроднева. Кажется, у меня сейчас слёзы на глаза выступят. Так на самом деле хочется снова оказаться в объятиях этого мужчины. – Я пойду спать одна. И ты иди. Спокойной ночи.

Гроднев мрачнеет. Я боюсь увидеть в его глазах злость. Такие люди, как он, часто не умеют получать отказы. Но Платон не теряет самообладания.

Жар в его взгляде прячется куда-то в глубину. Остаётся сдержанность и этот дурацкий прищур, который будто говорит, что он опытный взрослый мужчина, а я почти несмышлёная девчонка.

- Посылаешь меня? – спрашивает Гроднев.

Вроде как шутливый вопрос. И на лице Платона ироничная усмешка. Вот только глаза слишком серьёзные.

И будто бы что-то стоит за этими словами. Что-то такое невысказанное, отчего мне хочется забыть обо всём и бросится ему на грудь.

Молчу. Не могу заставить себя сказать «да». И тут же в душе появляется тревога, что он воспримет мои сомнения за жеманство и продолжит настаивать.

Платон окидывает мою напряжённую фигуру взглядом и тихо смеётся.

- Выдыхай, Полина Сергеевна, - сквозь смех произносит он. – У тебя такой вид, будто ты очкарик, которого гопник в переулке зажал. Я понял. Нет, значит нет.

Киваю неуверенно.

- Спокойной ночи, недотрога, - взгляд Платона снова становится мягким.

- Спокойной… - обхватываю себя руками.

Платон тяжело вздыхает, отталкивается от стены, на которую облокачивался и уходит дальше по коридору.

Трясущейся рукой дёргаю ручку, открываю дверь и захожу наконец в комнату.

Я справилась. Отшила Гроднева. Сохранила свою тайну в безопасности. Вот только откуда чувство проигрыша?

Раздеваюсь, забираюсь в постель и натягиваю одеяло до самых ушей. Это должны были быть расслабленные выходные на природе. Отдых. Но рядом с Платоном получается только сгорать от самых разных чувств.

Кладу ладонь на живот чуть выше резинки трусиков.

Что же мне делать дальше? Скоро беременность станет очевидным фактом. Я надеялась, что больше не увижу Гроднева. Но скрыть беременность от того, с кем постоянно сталкиваешься, невозможно…

Может, сбежать?

Но тогда мне не на что будет жить. Успешное ателье не получится создать на новом месте за неделю. Это месяцы, а то и годы упорной работы. И я могла бы позволить себе это, если бы не ребёнок.

А мне важно успеть накопить хоть сколько-то денег перед родами. Иначе не на что будет снимать квартиру и платить за еду. Получается, я привязана к своему ателье. Спрятаться не выйдет.

От этих невесёлых мыслей у меня разболелась голова.

Эх, будь что будет! Не так уж много у меня вариантов. Уехать я не могу. Буду надеяться, что Гроднев сам отстанет.

Он же сказал, что у него нет времени бегать за мной. Вот и славно. Ещё месяц вполне можно изображать, что просто растолстела. Думаю, больше и не понадобится.

Так что не стану ничего никому рассказывать. Пусть всё и дальше течёт само собой. Два месяца мне удавалось сохранять беременность в тайне, буду придерживаться этой тактики и дальше.

Может, и глупо, но эти мысли помогают мне успокоиться и, наконец, заснуть.

Подтверждая абсурдность моей позиции, во сне я держу на руках новорождённого ребёнка и убеждаю всех вокруг, что это кукла, которую мне на время кто-то одолжил. Розовощёкий кроха гулит, пускает слюнявые пузыри и хлопает глазками, а я притворно восхищаюсь, до чего же дошли технологии, что игрушки стали совсем как живые.

Открываю утром глаза и вижу склоняющуюся надо мной Галю.

- Ты перестала носить каблуки, - выдаёт она обвиняющим тоном.

- И тебе доброе утро, - сонно ворчу я, проверяя, надёжно ли прикрыто одеялом тело.

- Питаешься правильно, не пьёшь, даже не стоишь там, где курят, - Галя загибает пальцы.

- Ты обвиняешь меня в заботе о своём здоровье? – я поднимаю вверх бровь.

- Ты точно ничего не хочешь мне сказать? – допытывается Галя.