- Ты поправилась… - растерянно замечает Галя в полной тишине.

35

- В самом деле… - Гроднев задумчиво смотрит на мою пополневшую талию.

Запахиваю спортивную кофту и застёгиваю её на молнию. С досадой смотрю на Галю. Сейчас её длинный язык совсем не к месту.

- Ну поправилась, что теперь? – огрызаюсь я. – Вот если не питаться правильно, то никогда и не похудею.

- Н уда… - сконфуженно отзывается Галя.

Она поняла, что сморозила бестактность, но уже поздно.

Вгрызаюсь в сочные куски мяса с особым остервенением. Ну что они все на меня смотрят?

Платон аж сам забыл про еду. Сидит, гипнотизирует взглядом то меня, то пустую тарелку.

- Полина, тебе налить? – спрашивает он через какое-то время, взяв руки бутылку с красным вином, стоящую на столе.

- Нет-нет, - поспешно отказываюсь я.

- Почему? – спрашивает Гроднев.

- Потому что не хочу, - сержусь я. – И у меня аллергия. И я такое не люблю. И…

- Я понял, - Платон ставит бутылку обратно.

Блин.

Мясо, которое ещё пять минут назад было очень вкусным, перестало лезть в горло.

С раздражением опускаю шампур на свою тарелку.

- Валера, ты говорил, что здесь где-то недалеко есть речка, - обращается к другу Платон. – Может, сходим завтра, поплаваем. Погода тёплая стоит.

Сердце тревожно сжимается. Да что ж такое? Мне нельзя на речку. В купальнике ведь прекрасно видно маленький, но круглый животик.

- Есть чистейшая река, - заявляет Валера, - можем успеть окунуться утром, до приезда родителей и Галиной сестры.

- Я пойду, если Полина пойдёт, - говорит Галя.

Краснею от неловкости и сжимаю под столом кулаки.

- Я не могу, Галь, извини, - отнекиваюсь я. - Купальник не взяла.

- Не проблема, - заверяет меня Галя. – Возьмёшь мой, чёрный. У него и топ, и трусики на завязочках. На твой размер можно отрегулировать.

- Мне кажется, что для купаний слишком холодно, - не сдаюсь я.

- Да ладно тебе, - спорит Галя. – Даже я с удовольствием окунусь. А потом можно в сауне погреться, если ты боишься замёрзнуть.

Испепеляю подругу взглядом, но у неё в последнее время появился к этому иммунитет.

Ладно, скажу завтра утром, что голова болит или месячные начались. А то они сейчас с меня не слезут.

Мне страшно, что мой секрет раскроется. И этот страх сильнее логики.

Не потащит же Гроднев меня на аборт силой, если узнает про ребёнка? Или потащит? Я не могу рисковать своим малышом.

После ужина мы сидим возле камина на открытой террасе. Забавно. У этого камина нет никакой другой функции, кроме как радовать глаз. Ведь нет никакого смысла топить улицу.

Но я могу согласиться, что кутаться в плед, который мне положила на плечи Галя, и смотреть на язычки пламени очень приятно.

Тепло, сытно и страшно уютно.

Слушаю тихие разговоры Валеры с Платоном, а от свежего воздуха и тепла клонит в сон.

Глаза слипаются сами собой.

Как же хорошо…

Мне чудится запах Платона. В моём сне Гроднев поднимает меня на руки и несёт куда-то. Там нам обязательно будет хорошо. Там никто не помешает…

Шершавая ладонь гладит мою щеку. Сонно моргаю, вырванная из своего манящего сна.

Но видение воплощается в реальность. Платон стоит, склонившись надо мной, и осторожно касается моего лица.

- Галя заснула, и Валера понёс её наверх, в спальню, - доносится до меня низкий голос Платона. – Хочешь, я тебя тоже отнесу?

Проснувшееся волнение перехватывает дыхание. Вот сейчас Гроднев подхватит меня на руки и…

- Нет-нет, не нужно, - я скидываю с себя тёплый плед и подскакиваю на ноги.

- Ладно, - спокойно отзывается Платон. – Тогда идём.

- Идём.

Я поднимаюсь в дом и сразу иду к лестнице на второй этаж.

За спиной шаги Гроднева.

Он почти дышит мне в спину, и от этого по спине бегут мурашки. Щекотные такие и беспокойные.

Хватаюсь за ручку двери в свою комнату, а Гроднев никуда так и не уходит. Стоит за спиной почти вплотную.

Оборачиваюсь с вопросительным взглядом. Не пойдёт же он за мной в спальню?

- Полина, - Платон ловит мой взгляд. – Я помню, мы уже говорили об этом, но я спрошу ещё раз: ты беременна?

36

- А вам не кажется, Платон Богданович, - холодно отвечаю я вопросом на вопрос, - что это не ваше дело?

Смиряю его злым взглядом. Ну чего прицепился?

Гроднев стоит достаточно близко. Смотрит на меня сверху вниз пристально, и от этого становится неспокойно. Что-то в душе начинает бродить глухой тоской, совершенно неуместной между теми, кто ну совсем друг другу не подходит.

- А тебе не кажется, - спрашивает Платон, делая шаг ещё ближе ко мне, - что если хамить, обращаясь на Вы, то менее грубым это не становится?

Между нами катастрофически мало пространства, и мне никуда не деться от пряного манящего запаха, исходящего от этого мужчины. Лучше бы он и сегодня пах теми ужасными духами. Тогда бы меня стошнило прямо на его ботинки, и этот странный допрос оказался бы тут же окончен.

- А тебе никто не говорил, что задавать такие вопросы женщинам неприлично? – отчитываю его я. – Это тоже можно расценить, как хамство!

За моей спиной дверь в спальню. Отступать некуда.

Хочу толкнуть Платона в грудь, чтобы иметь хоть какое-то пространство для манёвра. Возможно, открыть дверь, быстро нырнуть в комнату и сразу там закрыться.

Но только успеваю коснуться футболки на его груди, как мужская ладонь прижимает мои пальчики к телу Гроднева.

Рука Платона крепко держит мою на месте. Чувствую ладошкой, как сильно и ровно бьётся его сердце.

Моё сердце пропускает удар, а потом начинает биться в унисон с ритмом, пульсирующим через мою ладошку.

- Мне плевать на приличия, Полина, - низкий голос Гроднева отдаётся в его груди вибрацией. Я чувствую это, как и то, что мои щёки опаляет жаром. – И я ведь не из праздного любопытства спрашиваю. Если я имею к этому отношение…

- Мы же уже выяснили, что ты не будешь иметь ни к чему никакого отношения!