как обычно пальцы вместо расчески.
Мозг был настроен на работу, горячий чай и творчество. Всё шло по плану. Почти.
На экране — детский сад.
И всё. Мой мозг тут же нарисовал картинку: Поля проглотила магнит, ударилась головой о лестницу, напала на кого-то с карандашом — вариантов, как всегда, миллион, и ни один из них не внушает спокойствия. Я вздохнула, ответила на звонок и одновременно толкнула дверь офиса.
— Анна Сергеевна, добрый день! — напряженно прозвучал голос заведующей.
О-о, вот это «добрый день» никогда не предвещает ничего хорошего.
— Мы вынуждены закрыть вашу группу на карантин. Ветрянка.
Я моргнула. Потом ещё раз. И, кажется, даже зависла на месте, не дойдя двух шагов до стула.
— Простите, что?
Остановилась и застыла, словно пойманная на месте преступления. Ветрянка? Какая ещё ветрянка?
— У двух деток уже подтверждено, у троих — явные симптомы. Всех распускаем по домам. Пожалуйста, заберите дочку как можно скорее.
— Да, конечно… скоро буду… — пробормотала я, уже роясь в сумке в поисках проездного, таблетки от внезапной головной боли и, вполне вероятно, новых нервных клеток.
Я оглянулась по сторонам, сжимая телефон в руке. Чудесно. Прекрасно. Только что вернулась и… снова исчезаю. Как же теперь сообщить это Алексею, чтобы это не прозвучало как: «Я тут в край решила оборзеть и снова собираюсь сбежать с работы»? С другой стороны бывают же форс-мажоры. Он наверняка поймет меня.
Ну хоть магнит она не проглотила. Уже хорошо.
Я постучала в дверь кабинета босса и заглянула внутрь. Алексей был на месте. Сидел, склонившись над планшетом, и, кажется, даже не заметил моего появления.
— Алексей, можно на минутку? — осторожно спросила я, оставаясь у двери.
Он поднял глаза. Холодно-вежливо, почти по-деловому.
— Да?
Вот и началось. Хуже, чем я думала. Даже его голос стал каким-то чужим. Я сжала пальцы на ремешке сумки, которую так и не выпускала из рук с момента возвращения в офис, стараясь дышать ровно.
— Мне нужно срочно уйти. Извините. Позвонили из садика... — начала я и запнулась, потому что в горле неожиданно пересохло. — Группу Полины закрывают на карантин. Просят забрать детей как можно скорее. Я все доделаю, обещаю! Из дома поработаю всю ночь если будет нужно!
На долю секунды он будто замер. Всё его тело напряглось — я даже почувствовала это физически. Потом выражение лица сменилось. Исчезла та сухая официальность, и взгляд стал другим — тревожным, внимательным.
— Что с ней? Полина в порядке?
— Да, вроде да. — ответила я и отвела глаза. — Но мне правда нужно ехать.
Он встал. Резко. Почти с шумом отодвинул кресло.
— Я тебя отвезу.
— Что?. — не поверила я своим ушам.
— Так будет быстрее чем на метро. — Он уже шагнул ко мне, будто не оставляя выбора.
— Алексей, правда, не стоит, я сама справлюсь, — попыталась возразить я, но совершенно вяло и без энтузиазма. Особенно когда он уже схватил ключи со стола.
Он на мгновение остановился и посмотрел прямо в глаза.
— Анна, поехали. Не спорь. Это же важно.
И вот с этим «это же важно» я почему-то не стала спорить. Просто кивнула и пошла за ним. И пока мы спускались по лестнице, внутри меня всё кувыркалось: от волнения за дочку до странного, слишком тёплого ощущения оттого, что он… рядом. И что это словно уже совсем не про работу.
Ехали мы, надо признать, куда быстрее, чем я бы когда-либо добралась на метро. Алексей вел машину не просто уверенно — с такой расслабленной сосредоточенностью, будто не управлял автомобилем, а вел крейсер по воде.
Не гнал, не дергался, не перестраивался в панике, а так будто дорога — его стихия, и он в ней ощущает себя максимально комфортно.
Было в его манере вождения что-то настолько спокойное, что я в какой-то момент поймала себя на мысли — мне… хорошо. И даже как-то уютно. Как и тогда, во время нашей общей «командировки».
Я машинально взглянула на него сбоку — четкий профиль, чуть поджатые губы, взгляд, приклеенный к дороге. В этой сосредоточенности чувствовалось не напряжение, а собранность. Впервые в жизни я подумала, что вот так, наверное, и выглядит «надежный».
Смущенно сдвинула взгляд в сторону и, чтобы отвлечься, вспомнила: а с кем еще из мужчин я вообще ездила в машине?
Папа. Да, весной на дачу, машина забита коробками с рассадой, торчащей из всех щелей, как декорации к сказке про дерево, которое решило жить в багажнике. Листья будущих помидоров и перцев торчали во все стороны, потому что мама и бабушка снова сажали ее по советам соседок в какие-то определенные дни, и те успевали перерасти все возможные пределы.
И папа вцепившись в руль и щурясь от легкой близорукости, которую он всеми силами отрицал, словно та постыдное заболевание, ругался на каждого водителя сквозь зубы и наяривал по педалям, будто участвовал в ралли с духами автодорожной мести. И ездить по его мнению все не умели. И машин напокупали наверняка в комплекте с правами сразу.
Или мой почти бывший. Тот водил так, будто сражался с миром за титул самого раздраженного гонщика. Каждая поездка — как последний уровень в компьютерной игре: чуть отвлечешься — и всё, ты в канаве. В то время как его пассажиры всерьез собирались молиться.
Зато Леша вел машину так, что я кажется готова была не молиться, а любоваться. Я бы с таким водителем и на край света согласилась поехать. Только не говорите мне, что это — обычное обаяние приличного вождения. Я уже поняла: я в группе риска. Особенно если это вождение сочетается с пиджаком и легкой щетиной. И волосы у него так забавно отросли за последнее время, что стали завиваться на кончиках.
И тут в голове щелкнуло: Алексей. Леша. Когда это он у меня в мыслях успел стать «Лешей»? Я одернула себя по этому поводу. Хотя он вот уже дважды спасает меня во время материнских ЧП, так что не удивительно что я начала воспринимать его как друга. Но стоит ли быть настолько доверчивой и самонадеянной?
— Не волнуйся, — вдруг сказал он, вырывая меня из мысленного путешествия. — Сейчас доедем. И если нужно, сразу поедем в клинику.
— Что? Зачем в клинику? — моргнула я, возвращаясь с облаков на землю.
— Ну, раз карантин, может, анализы какие-то надо сдать. Вдруг Полина тоже заболела?
Я выдохнула. Конечно. Я же даже не сказала, в чем дело.
— Нет, нет, всё в порядке. Там ветрянка, — махнула рукой. — Полина болела ещё год назад, и я тоже.