— Чёрт, какая же ты узкая, — вырвалось у меня, когда она приняла меня полностью.

Её ногти впились мне в спину, а ноги обхватили меня, словно в плен.

Мы двигались медленно, словно боялись, что всё это рассыплется, как дым. Её мышцы сжимались вокруг моего члена, бёдра приподнимались навстречу каждому толчку, а пальцы цеплялись то за край дивана, то за мои плечи.

— Элай… — моё имя на её губах звучало как молитва, как признание.

Я поймал её губы в поцелуй, когда волна наслаждения накрыла нас обоих. Я кончил в неё. Её тело сжалось вокруг меня, ногти впились в плечи, оставляя полумесяцы. Мы теряли себя друг в друге, как будто этот пожар сжёг всё, что было между нами раньше. Я провалился в это ощущение, в этот момент, где не было ни заданий, ни кланов, ни прошлого.

Только мы. Здесь и сейчас.

Когда мы наконец разъединились, она прижалась лбом к моей груди. Я обнял её, чувствуя, как её дыхание выравнивается, и поцеловал в макушку.

— Это уже второй раз, когда ты первая целуешь меня, — мои губы едва коснулись её уха, голос сорвался на шёпот, наполненный годами подавленного желания.

Она замерла. В полумраке заброшенного домика я видел, как расширяются её зрачки, как дрожит нижняя губа.

— На том корпоративе... — я медленно провёл пальцами по её щеке, вспоминая тот вечер. — Ты была пьяна. Сказала, что я "слишком правильный". А потом... — Мой голос предательски дрогнул. — Ты сделала вид, что не помнишь.

Она приподняла свою голову и шокированными глазами посмотрела на меня.

— Я думала… ты не хотел этого, — её пальцы дрожали, когда она касалась моей груди. — Так ты всё помнил?

Я поймал её руку, прижал ладонь к своему сердцу, чтобы она почувствовала его бешеный ритм.

— Каждый миг, — прошептал я, глядя прямо в её глаза. — Каждую секунду. Каждый твой вздох. Я помнил всё. С тех пор только и мечтал о тебе...

Что-то вспыхнуло в её взгляде, и она снова потянулась ко мне, целуя с новой силой, с каким-то отчаянным, почти яростным желанием. Её губы на моих губах были как откровение, как мольба, как последнее "прости" и "люблю" в одном флаконе.

Она касалась меня так, будто боялась, что я исчезну, будто пыталась впитать в себя сам факт моего существования, словно я — последняя нить, связывающая её с реальностью.

— Ты… — она оторвалась на секунду, её дыхание обжигало мои губы, — Ты идиот. Месяцы. Месяцы я думала…

Я не дал ей договорить, перевернув её и прижав к дивану. Наши тела слились вновь, на этот раз без прелюдий, без нежностей — только животная страсть, смешанная с годами невысказанных чувств. Это было не просто желание, это была потребность, голод, который копился годами и теперь вырвался на свободу.

За окном мелькнули синие огни. Полиция. Где-то вдали слышались крики, нарастающий гул сирен. Мир за пределами этой комнаты рушился.

— Нас найдут, — прошептала она, но её бёдра сами приподнялись навстречу мне, словно бросая вызов всему миру.

Я вошёл в неё снова, глубоко, чувствуя, как её тело сжимается вокруг меня, принимая, приветствуя. Мы стали единым целым, игнорируя опасность, витавшую в воздухе.

— Пусть попробуют, — прошептал я ей в ухо, начиная медленно двигаться, вкладывая в каждый толчок всю свою любовь, всю свою боль, всю свою решимость.

Мы не сдерживали стонов. Не прятали звуков. Пусть весь мир знает. Пусть слышит, как мы боремся за себя, за наше право быть вместе.

Она — моя.

Я — её.

И никакой огонь, никакая опасность, никакая мафия не сможет это изменить. Это было наше заявление, наш протест, наше последнее "да" друг другу, прозвучавшее в тишине горящего мира.

Глава 14. Цена провала

Элай

Первое, что я ощутил, пробиваясь сквозь пелену сна на холодном диване чужого убежища, — не тупую боль в плече от удара балки, не едкое жжение в лёгких от дыма. Это былотепло. Тепло Лэйн. Её тело, сплетённое с моим, казалось единственной нитью, связывающей меня с реальностью. Её дыхание — неглубокое, но ровное — обжигало кожу, а пальцы, вцепившиеся в меня даже во сне, говорили о том, что даже в забытьи она боялась меня отпустить. Мы сплелись, как корни старых деревьев, в этом заброшенном убежище, где пахло пылью, воском свечей и…нами. Весь внешний ад — пожар, Леон, «Феникс» — казался далеким кошмаром. Здесь же, в дрожащем круге света, пахло жизнью.Нашей жизнью. Только что пережитой. Хрупкой. И от этого — невероятно реальной.

Я прижал её крепче, чувствуя, как её сердце бьётся в такт моему. Её запах — обычно чистый, с оттенком цитруса и чего-то неуловимого — теперь был смешан с дымом, потом и чем-то новым. Чем-то, что принадлежало только нам.

Но покой оказался хрупким стеклом.

Оно разбилось в одно мгновение.

Дверь с грохотом распахнулась, вырвав нас из объятий и швырнув в ледяную реальность. В проёме, залитый серым светом утра, стоял Леон. Его фигура, обычно воплощающая холодную власть, сейчас пылала яростью. Она исходила от него волнами, почти осязаемыми, как жар вчерашнего огня. За ним маячили силуэты его людей — безликие тени, готовые разорвать нас по первому слову.

— Это они! — прозвучал чей-то голос, и в нём слышалась торжествующая жестокость.

Лэйн вздрогнула, резко проснувшись. Её глаза, ещё секунду назад полные покоя, теперь расширились от ужаса. Мы оба были нагими. Первой моей мыслью стала она — я схватил свою рубашку и набросил ей на плечи, стараясь прикрыть её тело от похотливых взглядов гиен, жадно разглядывавших её. Затем быстро натянул брюки и встал перед ней, заслонив собой, чувствуя, как её пальцы впиваются мне в спину.

Позади себя я чувствовал её панику, её неровное дыхание, которое ещё минуту назад было такое спокойное, когда она лежала у меня на груди.

Тишина натянулась, как струна перед разрывом.

— А вот и наши голубки, — голос Леона прозвучал тише обычного, но от этого стал в сто раз опаснее. Как шипение змеи перед ударом.

Адреналин, едкий и жгучий, хлынул в кровь. Я почувствовал, как Лэйн инстинктивно прижалась ко мне. Её страх — острый, живой — пронзил меня, заставив сердце биться в бешеном ритме. Мои мышцы напряглись,