Он усмехнулся — коротко, горячо, почти темно.

— Тогда почему ты дрожишь?

Я открыла рот, чтобы возразить, но воздух вдруг стал слишком густым. Ответ не приходил. Только ощущение, что его слова ударили точно туда, куда нельзя было.

Коул поднялся медленно. Очень медленно.

Как будто давая мне время — не уйти, а осознать, что я не ухожу.

Полотенце на его бёдрах сдвинулось на миллиметр — достаточно, чтобы мне пришлось заставить себя не отвести взгляд. Ноги стали ватными. Сердце рванулось в горло.

Он подошёл ближе — не вплотную, но настолько, что температура вокруг изменилась. Жар потянулся ко мне, будто от него исходило собственное тепло, отличное от пара.

— Рэн, — произнёс он тихо, почти шёпотом. — Хочешь правду?

Я моргнула.

Коул наклонился чуть ниже, до уровня моего лица. Его дыхание коснулось моей щеки, и от этого меня словно тряхнуло изнутри.

— Ты не боишься меня, — сказал он. — Ты боишься себя рядом со мной.

Губы пересохли. Я едва сглотнула.

— Это… неправда.

— Правда, — его голос стал глубже.

Его пальцы едва коснулись моих — лёгкое, почти невесомое касание.

Я не отступила.

Он провёл кончиками пальцев по тыльной стороне моей руки. Такой мягкий жест — но будто ток прошёл по коже, разрезая воздух между нами.

Полотенце на мне чуть дрогнуло — и его взгляд упал туда, где влажная ткань почти касалась ключиц. Глаза стали темнее.

— Скажи, что хочешь уйти, — произнёс он негромко.

Я не сказала.

Он сделал ещё один шаг. Теперь между нами было не больше десяти сантиметров. Его грудь — горячая, близкая. Его дыхание — неровное. Не только я теряла контроль.

— Или скажи, — его голос опустился так низко, что я почувствовала вибрацию кожей, — что не хочешь.

Я закрыла глаза на секунду, будто это могло вернуть мне ясность. Но ясности не было.

Было только желание — тонкое, колющее, пугающее.

Когда я открыла глаза, он смотрел прямо в них.

И в этот момент мы потянулись друг к другу почти одновременно.

Неосознанно. Неосторожно.

Почти встретились дыханием.

Всё внутри сжалось — готовность, страх, желание, вина — всё перепуталось в один удар сердца.

Его рука поднялась к моему лицу. Он не коснулся, только провёл пальцами по воздуху, так близко, что казалось — прикосновение уже произошло.

Губы были в сантиметре друг от друга.

Секунда. Две.

И вдруг — он остановился.

Глаза резко дернулись, будто он вернул контроль за одну болезненную долю секунды.

Он выдохнул — медленно, резко и отступил на шаг.

Жар между нами не исчез. Он стал почти невыносим.

— Ещё мгновение, — тихо сказал он. — И всё бы зашло слишком далеко.

Я стояла, застыв. Полотенце в пальцах, дыхание сбившееся, сердце бешено колотится.

Он провёл рукой по волосам.

И добавил, всё так же тихо:

— Ты не даешь себе отчет в том, что я больше не буду себя контролировать.

Я сглотнула.

— Коул…

Он поднял руку — не касаясь, просто останавливая.

— Не сейчас.

В воздухе повисло то, что могло стать поцелуем, но не стало.

И от этого хотелось дрожать ещё сильнее.

Пар всё ещё колыхался в воздухе — тёплый, влажный, липкий, но того жара, что висел между нами секунду назад, было больше, чем способна создать баня. Это было другое. Опаснее, глубже, честнее.

Я стояла, прижимая полотенце к груди, и впервые за долгое время чувствовала, что внутри меня происходит что-то необратимое. Будто одна деталь сместилась — и вся конструкция начала трещать.

Коул отступил. Но этого шага хватило лишь для того, чтобы напряжение стало заметнее. Он отвернулся на секунду, будто ему нужно было собрать себя обратно. Я тоже попыталась дышать ровно, но грудь будто стянуло.

«Ещё мгновение — и всё бы зашло слишком далеко».

Он был прав.

Но дело было не в физическом касании. Дело было в том, что я снова не остановилась. Даже не попыталась.

И это ударило сильнее пара, сильнее жара.

Кай.

Его имя вспыхнуло в голове как пощёчина. Но не такая, что пробуждает — такая, что заставляет закрыть глаза, чтобы не плакать.

Я вцепилась в край полотенца.

Потому что впервые — впервые — мысль была не скользкой, не осторожной, не тихим шёпотом где-то в темноте.

А ясной. Звонкой. Настоящей.

Мне не быть с Каем.

Она появилась — и не ушла. Не исчезла под оправданиями. Не растворилась в том привычном «он хороший», «он старается», «он мой». Она осталась.

Пульсирующая и болезненная.

Внутри стало пусто — но не от того, что я теряю Кая. Пусто — от осознания, что я давно знала это. Просто не смела подумать.

Слишком много долгих ночей, когда я лежала и убеждала себя, что сказки о страсти — выдумка. Что то, что пишут в книгах — нереально. Что ровность отношений — это и есть любовь. Что того, чего я не чувствую — никто не чувствует.

Но сейчас…

Сейчас я ощущала рядом Коула. И то, как он прожигает меня изнутри. Даже не касаясь.

Я не чувствовала такого никогда с Каем. Ни разу. И от этой мысли стало тошно.

Вина поднялась, как волна — хлестнула по горлу, по груди, по животу. Я зажмурилась, будто можно было удержать её внутри.

Но правда была уже сказана — хоть и без слов.

Я не должна быть с человеком, которого люблю… слишком тихо.

И уж точно не должна быть с человеком… рядом с которым могу поцеловать другого и практически повторить эту ошибку.

Я медленно подняла взгляд — и увидела Коула.

Он смотрел на меня так, будто что-то понял. Но не спросил. Не приблизился. Стоял ровно, дыхание уже почти выровнялось, только тень эмоции не успела исчезнуть.

С ним у меня тоже ничего не будет.

Мы оба это знали.

Он слишком закрыт. Слишком сломан. Слишком честен в своём мраке, чтобы построить что-то ровное, светлое. С ним — боль, огонь, падение.

И всё же…

Он заставлял меня чувствовать. Слишком много. Слишком сильно.

— Тебе надо идти, — тихо сказал он. Не резкость. Не холод. Почти мягкость. — Здесь жарко.

Я едва выдохнула. В горле стоял ком.

— Наверное… да.

Я попробовала пройти мимо него — не касаясь, но воздух всё равно дрогнул между нами, будто тело запомнило то, что мы почти сделали.

У самой двери он сказал:

— Рэн.

Я обернулась.

Его взгляд был всё ещё тёмным, но уже собранным. Там жил контроль. Тонкий. Почти болезненный.

— Ты правильно сделала, что остановилась.

Я ответила так же тихо:

— Мы