Проверяя таким образом его состоятельность, как будущего главу семьи.
— Ну и где ты возьмешь деньги? Чтобы оплатить половину квартиры на Патриках? — интересуюсь я, когда вник в дела семьи.
Обычно я не лезу, в свое время мы все сильно разругались, потому что Славик постоянно попадал в какие-то передряги, думали даже, сядет. Но мать всегда сдувала с него пылинки, но после смерти отца он лично пообещал мне, что возьмется за ум.
— У меня, между прочим, есть трехкомнатная квартира в Домодедово, — гордо заявляет брат. — Продам ее и добавлю.
— Я не знал, молодец, — хвалю брата. — Свекр, правда, тебе достанется суровый!
— Потерплю, говорят, он болен. А Карина — единственная дочка своего отца…
Всё ясно, ничего не изменилось, всё так же пытается не сам добиться большего, а надеется, что бизнес свекра достанется ему.
Перед тем как вернуться домой, в Питер, я решил проверить, стоит ли еще дача бабушки, вряд ли за ней приглядывали мама со Славиком. И каково мое удивление, когда я вижу тут молодую женщину, утверждающую, что она жена моего брата и это его дети.
— У Славика квартира в Домодедово, почему вы живете на старой даче? Или вы в разводе, а сюда ты с детьми просто отдохнуть приехала?
Про невесту и продажу квартиры пока молчу. Паспорт бы этой Ульяны посмотреть, может врет все?
— Не знаю на счет развода, — голос дрожит, — нас выгнала мама Славы, когда он погиб.
— В смысле погиб? Я был у него полчаса назад!
Я ничего не понимаю! У него там невеста, планы на продажу квартиры, а тут его дети живут просто в нищенских условиях. Так еще и мать руку приложила, выгнала их. И сама жена уверена, что Славик погиб.
Девчонка подскакивает, кидается к двери, затем к дочери, а потом с тоской смотрит на дверь спальни, где продолжает спать сын. Хотела к Славику что ли бежать? Или просто бежать отсюда?
— Тихо, Ульяна. Успокойся, не пугай детей, — говорю не громко, но твердо.
Она смотрит на меня таким взглядом, что сердце замирает от жалости. Садится обратно за стол, стирает тихо бегущие слезы.
— Жив? А почему же он мне не позвонил даже? — жалобно спрашивает она.
Любит… Такое не сыграть, делаю я вывод.
— Понимаешь в чем дело Ульяна, я не знал, что у брата есть жена и дети, — беру ее руку, считываю как бьется бешено пульс.
— Мама Славы говорила, что он развелся со мной, — всхлипывает она, — но я не знала! Не знала даже понимаете? Я ведь все, все для него! Продала свою двушку, доставшуюся от родителей, Слава добавил и мы купили трехкомнатную, там же в Домодедово, в хорошем районе. Я учебу бросила, когда мы узнали, что у нас будет двойня. А он… даже не позвонил!
Она закрывает лицо руками, содрогается в немом рыдании.
А я вспоминаю с какой гордостью он говорил, что у него квартира в Домодедово. Был бы он сейчас рядом, я бы его так уделал, что он снова оказался бы в больнице.
— Мам? Ты пачешь?
Ульяна замирает, вытирает слезы, натягивает улыбку и поворачивается к дочери.
— Нет родная, просто соринка в глаз попала.
— Балбоскины, — протягивает она ей телефон.
— Давай, включу следующие серии.
Ребенок отдает матери телефон и рассматривает меня.
— Папа?
— Я твой дядя Даня, ты забыла? Я не папа, — подхватываю малышку на руки.
— А папа на небе, да?
Смотрю на Ульяну и не знаю, что сказать. Почему-то я уверен, что брату хватит совести отказаться от своих детей, я уж не говорю про Ульяну.
— Анечка, беги смотри «Барбоскиных», — отдает она свой телефон обратно ребенку.
Молчу, не знаю, что сказать. Смотрю на убитую горем женщину.
— Что мне теперь делать? — скорее это вопрос, обращённый к самой себе, чем ко мне.
4.
Ульяна.
Я думала, больнее быть уже не может. А нет… Очень даже может. Сейчас у меня одно желание — забиться куда-нибудь и выть, как раненому зверю, выплеснуть свои эмоции, которые я вот уже две или три недели держу в себе. Лишь изредка я позволяю себе на несколько минут выплеснуть их, когда плачу в подушку. Хотя моя душа разрывается от боли, и раны кровоточат — круглосуточно.
— Вы не могли бы дать мне новый номер Славы? Старый недоступен, наверное?
— Да, новый телефон, новый номер. Не захотел старый восстанавливать, — вздыхает Даниил. — Хотите отвезу вас к брату?
— Нет! — распрямляю плечи, хватит лить слезы перед его братом! — Очевидно, что мы ему не нужны! Но в суд на раздел имущества я подам! Мои дети не будут жить в таких условиях! Ваша мама говорила что-то про бизнес? Тут я не претендую, только на квартиру, ну и машина моя останется, естественно!
— На всё, что полагается, будешь претендовать, я найду тебе адвоката, — чуть ли не рычит мужчина, переходя на «ты».
Я удивленно поднимаю на него взгляд.
— Я не позволю, чтобы мои племянники жили в таких условиях, — обводит он глазами старую дачу. — Диктуй свой номер телефона и мне бы фото паспорта…
— Это еще зачем? — перебиваю я.
— Для адвоката, он должен все знать о тебе, не только с твоих слов. Понимаешь, Ульяна?
— Я не понимаю, вам-то зачем все это? Вы не знали о нашем существовании, так и не знайте дальше!
— Мам? — дочка реагирует на мой тон.
— Все хорошо родная, смотри мультики, — улыбаюсь ей.
— Ты думаешь, раз он мой брат, то я на его стороне? — мужчина резко встает, снова садится. — Я давно разочарован в Славике, но даже предположить не мог, что он поступит так с женщиной, которая любила его и родила ему детей.
— Мне надо время подумать… Скоро проснется Никита, вам лучше уйти, он не такой спокойный, как Анечка.
— Вот мой номер, — достает мужчина визитку, — позвоните мне, и я скину вам телефон брата для начала, — косится он в сторону дочери, которая смотрит мультики. — На сегодня я вас оставлю и приеду завтра. Договорились? И еще, Ульяна…
Даниил замолкает, видно, что раздумывает, говорить или нет.
— Во-первых, не говорите ему, где