По коже вмиг поползли предательские мураши, а воспоминания фантомными касаниями стали снимать боль. Я даже в какой-то момент от удовольствия закрыла глаза, за что и поплатилась. Каблук все-таки отпал. Всего в шаге от дома. Позорище!

Влетела я в подъезд пулей.

– О… Люда, – противный скрипучий голос застал меня, когда я потянулась достать почту из ящика. – Каблук сломался?

– Ага, – я обернулась и дружелюбно кивнула соседке, кажется, со второго этажа. Эта рыжая стервозина вечно пристает со своими вопросами, ещё и смотрит как сотрудник транспортной безопасности на досмотре в аэропорту. – Бывает.

– У нас в доме шикарный ремонт обуви, – рыжуха поспешно выдернула из своего ящика рекламные буклеты и бросилась за мной к лифтам. – Хотя… Ты ж адвокатесса, можешь себе и новые позволить.

Адвокатесса…

Адвокатесса…

Меня током прошибло. За всю карьеру меня раза три так называли. Да меня и бесило это, если честно. В профессии намного проще функционировать, когда ты не привязываешься к полу. Я на равных разговариваю с мужчинами, как в стенах своего офиса, так и в зале суда, и от них жду подобного. А эти новомодные тенденции мне чужды.

Оттого и в эсэмэске той меня это слово зацепило. И сейчас. Я медленно вошла в кабинку, краем глаза увидев её откровенно ликующее выражение лица, и замерла внезапно, отчего женщина практически впечаталась мне в спину.

– Ты, что ли? – прохрипела я, обернувшись. Расставила руки так, чтобы и створки не закрылись, и чтобы она не смогла войти. А мне и не нужен был ответ, всё читалось в её тупом выражении полного шока. Она хлопала глазищами так, будто упорхнуть отсюда хотела.

– А бабой быть нужно! – вдруг заверещала она, сделав пару шагов к стене. – А не роботом. Ясно? Ты ж домой приходишь затемно, в выходные уже в семь утра пыхтишь своей иномаркой у меня под окнами, вместо того, чтобы мужу блинчики печь. Деловая вся такая, куда нам до тебя? Лицо вечно задумчивое, будто в мозгах твоих что-то копошится умное. Но я-то вижу, что дура ты последняя. Женщина рождается, чтобы боготворить своего мужчину, чтобы делать его жизнь ярче, слаще, комфортнее. А ты? Эх… Жопу свою только по бутикам, спа и спортзалам таскаешь, вот только что-то она больше не худеет у тебя! Застыла бесформенным мешком картошки, за который и ущипнуть брезгливо.

Её яд фонтаном расплескивался, топя все вокруг отравляющей завистью.

– А ты прям жизнь мужчинам раскрашиваешь, да? – внезапно захохотала я, осматривая свою «соперницу» с ног до головы. Бархатный халатик в цветочек, очевидно, свекровка шила, чтобы к семейникам в рябинку подходило. На ногах резиновые стоптанные на один бок шлепки ядовито-желтого цвета, надетые на розовенькие носочки в сердечко.

– Конечно! Потому что каждый должен знать своё место, Люда. А ты заигралась, фифой важной прикидываешься, а сама из себя ничего не представляешь.

– Ну, слава Богу. Хоть кто-то глаза мне раскрыл. А то жила, как дура последняя, за тридцать семь лет так мудрости женской и не познала. А ты молодец. Шустрая. Лен… Кать… Как тебя там?

– Камилла, – обиженно шмыгнула носом рыжуха и даже решила расслабиться, решив, что я прям правду ей говорю.

– И выглядишь отлично. Сколько тебе?

– Тридцать девять, – захихикала она и стала кружиться, демонстрируя врожденную худобу и подростковую угловатость. Она уж и забыла, что мы, вообще-то, мужика здесь делим с ней. Сияла, как витрина в кондитерской, все поглаживала себя по халатику и кружилась… кружилась… Мотыляя копной тусклых кудрях.

– Ага. А что ж ты за тридцать девять мужика-то себе не нашла? Ну такого, своего, чтобы и жизнь его раскрасить, и борщом накормить, и любовью задушить? Что ж ты душишь женатых? И много их у тебя? Ещё соседи имеются?

– Чтооо? – соседушка стала заикаться, а по щекам поползли пятна.

– Ты старайся, Лена. Лучше старайся. Хочешь, я тебе фломастеры подарю? Хорошие, чтобы водой было не смыть…

Дверь в подъезде хлопнула, и уже через мгновение между нами встала старшая по подъезду, моя хорошая знакомая Маша Иванецкая.

– Маш, а есть у нас чат такой, чтобы не проблемы дома бесконечно обсуждать, а поздравлять соседей?

– Нет, но если надо, создам, – Машка среагировала быстро, простиснулась в кабинку рядом со мной. – А что?

– Да вот рыжая тут, оказывается, скучную жизнь моего мужа раскрашивает. Представляешь? Так вот поздравить хочу всех женщин нашего дома, что личная проститутня завелась, – нееет… это я сейчас была заведена так, что уже никто не мог меня остановить. Мне-то что? Пошепчутся, да забудут. А вот её будут стороной обходить, как прокаженную. – А ты продленку берешь? Ну, мы можем мужиков своих перед работой заводить…

– Гадина!!! – заорала она и потянула ко мне свои руки с длинными наращенными ногтями в тон сланцам.

– Физическая расправа? Не боишься заявления в полицию? Я такие душещипательные перлы умею писать! Закачаешься… Нин, да пока они доберутся до сути, трое суток в КПЗ тебе обеспечено.

– Камилла меня зовут. А ты выдра толстозадая! Шмара деловая! Ты до конца жизни будешь мужиков перебирать, – рыжуха руку убрала, но отступать не собиралась. Вываливая на меня свое дерьмо и обиду за все годы своей одинокой жизни. – Только вот лучше-то они уже не будут. Ты стареешь, и мужики твои будут такие же. Лысые толстые пердуны, ясно? Не чета Мише.

– Да сколько угодно, – мы с Машкой в голос заржали. – Я неликвид тебе отправлять буду. Какая там у тебя квартира?

– Что тут происходит? – знакомый голос раскатом грома бухнул в пустом холле, а через мгновение меня прижали к стенке лифта. – Уважаемая, вы едете? Или так нам поорёте, с первого этажа? Голос у вас, благо, сильнее иерихонской трубы.

– Толстозадая! – зашипела рыжуха в щель закрывающихся створок, а когда лифт качнулся и поехал, мой спаситель обернулся.

– Систер? – Петька еле сдерживал улыбку, осматривая мой внешний вид и каблук, завернутый в газету. – Ты совсем в старуху превратилась? Отношения с курицами тупыми выясняешь. Дала ей леща, и досвидули.

– Петя, – я рухнула на грудь брату. – Маш, знакомься, это мой брат старший. Петя, это Маша, старшая по подъезду. Короче, вы оба старшие, дружите на здоровье.

– Очень приятно, – соседка кивнула в знак приветствия и вышла на пятом. – А