Он кивнул.

— Пыталась из раза в раз. Например, в день похорон моего отца, ты можешь себе вообще такое представить?

Я ахнула.

— Да ты шутишь.

— Нет, не шучу. Дело не в том, что она отчаянно хочет меня или что-то типо того, Агата. Она пользуется практически каждым молодым парнем, который попадается ей на пути. Она стареет и ее это пугает до ужаса. Она ненавидит себя. Трахаясь с парнями на двадцать лет младше, она чувствует себя молодой. Я просто оказался рядом в те моменты, когда ей кто-то был нужен. Ей нужно лечить голову.

— Если она попробует еще раз, я сама ее изобью до полусмерти. Просто чтобы ты знал.

Он улыбнулся и поцеловал меня.

— Она не стоит того, детка.

— Ей не нравится, что ты со мной?

— Судя по тому, что рассказала мне Элеонора, она рада, что у меня кто-то есть. Как я уже сказал, Агата, она не хочет конкретно меня. В те разы, когда она приставала ко мне... она никогда не хотела именно меня. Ей просто необходимо чувствовать, что ее еще может хотеть кто-то помоложе. Это было из-за ее собственной неуверенности и беспокойства по поводу возраста.

— Я все еще думаю, что она извращенка, что, наверно, звучит странно от человека, мать которого вышла замуж за заключенного убийцу, — я посмотрела в сторону моря, когда услышала девичий крик, за которым последовал громкий всплеск. Вынырнув на поверхность, девушка посмотрела на своего смеющегося парня. Я ей сочувствовала, потому что Герман поступил со мной точно так же.

— Кстати, о родственниках... Звонила Элеонора. Адрес электронной почты не поможет нам найти преследователя.

Я нахмурилась.

— Почему?

— Она отследила IP-адрес до Польши. Очевидно, Ивана там нет. Элеонора подозревает, что он использовал прокси, чтобы скрыть свой настоящий IP и выдать ложный.

— Охренеть. Он намного умнее, чем я думала.

— Да, — согласился Герман. — Думаю, мы... - он прервался, когда зазвонил его мобильный телефон.

— Подожди секунду, — он встал с шезлонга, достал телефон и ответил: — Надеюсь, у тебя есть причина, чтобы названивать мне на отдыхе, — все его тело напряглось. — Что? Как, черт возьми, это можно было допустить? — долгая пауза. — Когда я вернусь в воскресенье, я ожидаю, что все будет улажено... Нет, какого хрена я должен возвращаться домой раньше? Я тебе для этого не нужен, — он вздохнул. — Просто исправь все, — с этими словами он закончил разговор.

Я поднялась с кровати и подошла к нему.

— Что случилось?

Его хмурый взгляд стал мягче, но выражение лица осталось каменным.

— Это не связано с твоим делом.

— Это связано с твоим проектом.

— Да, — ответ был коротким. Без эмоций. Метафорическая дверь захлопнулась, прекратив разговор и вытолкнула меня так резко, что я удивилась, что не отступила на шаг. Я почувствовала холод. Почувствовала себя отвергнутой и одинокой.

Я чуть не рассмеялся от горечи. Только что мы разговаривали — действительно, по-настоящему искренне разговаривали — и он смотрел на меня с теплом, способным растопить любые преграды. В следующую минуту в его глазах появилась дистанция и холодность, и, черт побери, я чуть не вздрогнула от этого.

— Мне нужно позвонить, — сказал Герман и ушел.

Я была слишком удручена, чтобы подслушивать. В тот момент мне было наплевать на его проклятый проект и не было никакого интереса узнавать, что там такое случилось. Хотела бы я сказать, что Герман мне тоже безразличен, но это было бы ложью.

Я свернулась калачиком на шезлонге со своей книгой, желая хоть ненадолго отвлечься. Но я обнаружила, что читала одно и то же предложение снова и снова; слова просто ничего не значили, я не могла их усвоить.

Я провела рукой по лицу, презирая Лику в этот момент. Моя интуиция подсказывала мне, что звонила она, и, честно говоря, меня бы не шокировало, если бы я узнала, что она специально что-то испортила в стервозной надежде, что мы прервем наш отпуск или, по крайней мере, ей удастся его испортить.

Прошло несколько минут, прежде чем Герман снова появился на горизонте. Смахнув с лица все эмоции, я подняла глаза от книги, которую не читала. Выражение его лица оставалось холодным, взгляд по-прежнему ледяным.

— Я не хотел, чтобы нас беспокоили во время отдыха, — сказал он. — Прости, что так случилось.

Возможно, он действительно сожалел об этом, но внешне это было непонятно. Слова прозвучали скорее как формальность. Я пожала плечами и сказала:

— Ты не виноват, — промямлила я и опустила глаза в книгу. — Я хочу немного почитать.

— Эй, посмотри на меня, — с внутренним вздохом раздражения я послушалась. В его глазах появился какой-то огонек, но это было далеко не тепло.

— Не отстраняйся от меня, Агата.

У этого говнюка хватило стыда сказать мне такое. Я старалась вести себя спокойно, не желая, чтобы он видел, как мне больно.

— Это не я отстраняюсь. Это ты хочешь отдалиться, Герман, — а потом я снова отвела взгляд.

Он выругался под нос и снова вышел.

Глава 24

— Боже мой, ведет себя как ребенок, — прошипела я, приходя в ярость от ухода Германа. Если кто и имел право на то, чтобы в порыве гнева уйти, так это я. У меня было искушение просто взять свои вещи и вернуться в номер. Но почему я должна прерывать свой отдых? Почему я должна ограничивать себя только потому, что он повел себя как придурок? Я не собиралась позволить ему — и, как следствие, Лике — испортить мой отдых.

Но я не могла просто сидеть и читать. Нет, я была слишком зла. Слишком полна беспокойной энергии, которая побуждала меня подняться и бежать куда-нибудь.

Закрыв книгу, я надела сланцы и направилась к воде. Может быть, раздражающее трение песка отвлечет меня от того, как я была зла на Германа.

Оставив обувь у берега, я зашла в море. Холодное. Я вздохнула, когда вода коснулась моей кожи. Я не заплывала далеко; пальцами ног я чувствовала песчаное дно моря. Вокруг меня парочки обнимались и тихо разговаривали — мы с Германом вели себя точно так же всего пару часов назад. Как, черт возьми, мы оказались в тысяче эмоциональных километров друг от друга за считаные секунды?

Когда я пошла обратно в беседку, то заметила, что Герман вернулся и сидит на своем шезлонге, не сводя с меня глаз. С его стороны было мудро не присоединиться ко мне в воде. Мне нужно было время, чтобы побыть одной, и я подозревала, что он знал об этом.