– Спокойно, дядя, ничего личного. Просто держи свои грабли в карманах брюк.

Он замер на секунду, посмотрел на меня так, что у меня под рёбрами сердце пропустило удар. Честно, я кажется, была в одной секунде от сдачи. От реальной полновесной сдачи. Как хорошо, что я вчера с Глебом никуда не поехала. У меня тревожно вибрировали нервы, в воздухе повисло что то тяжёлое, гадкое. Он, наконец, выдавил из себя:

– Скажи спасибо, что я тебе не врезал, идиотка!

– Хотите попробовать?

Дальше не помню. Как шла по коридору, чувствуя, что он не отстаёт от меня. Запёрся ко мне в приёмную. Я уже сидела за своим столом, делала вид, что не обращаю на него внимания, однако пульс стучал в висках азбукой Морзе. Может быть, надо было позвать на помощь, но как, кого? Мне уже пора выкидывать в окно белый флаг с криками SOS? И надо же, то народ валом прёт что нибудь подписать, передать, а сейчас никого!

Получивший по морде козёл прошмыгнул мимо меня, спрятался в ванной, плескался там водой, матерился. Вышел, швырнул полотенце мне на стол, уставился на меня потирая щёку. Там и вправду розовело внушительное пятно. Сама не ожидала, что с такой силой смогу ударить. Полезет в следующий раз, ещё сильнее врежу.

– Гражданин потерпевший, вам вызвать скорую? – я без улыбки смотрела Глебу в лицо. Он тоже что то соображал:

– Я тебе этого никогда не забуду.

– Не поверите, я и мой зад вам тоже этого не забудут, Глеб Матвеевич.

Он поправил воротник на рубашке, застёгивал пуговицы, неизвестно каким образом на распахнувшейся до пупа рубашке. А, наверное, пока водой отмачивал свою физиономию, расстегнул, чтоб не замочить.

Поднял на меня глаза, прошипел:

– Сучка.

– Вы же крещёный вроде. Вон у вас полукилограммовый крестик висит, а ругаетесь.

– А тебе палец в рот не клади.

– Мне вообще ничего в рот класть не надо.

Я смотрела в монитор, всё пыталась взять себя в руки, ни фига не получалось. Цифры прыгали перед глазами, копились месседжи, я бараном смотрела на них, никак не могла включиться в работу.

– Куда то не туда у нас с тобой разговор свернул. Слушай, Света, пойдём пройдёмся, на улице весной пахнет. Давай?

– А давайте не “давай”. – интересно, что он задумал? Закинуть меня в открытый люк или просто бросить под машину…

– Почему, Свет? – он опёрся локтями на мой стол, теперь его лицо было совсем близко от меня. Покрасневшая щека постепенно бледнела, но тоналочка ему завтра не помешает. Острые морские аккорды его парфюма должны были очаровать меня, однако, кроме злости ничего не вызывали.

Посмотрела ему в глаза, чётко ответила:

– Потому, что для вас я Светлана Ильинична Ширяева. Человек посторонний.

– Меня твой отказ не устраивает.

Смотри, какой назойливый. Может стукнуть его чем то, неужели одной пощёчины мало:

– Видите карандашик, Глеб Матвеевич? Я вам сейчас ткну им в глазик.

– Карандаши не для этого предназначены.

– А меня так больше устраивает.

– Ладно. Недотрога хренова. Вижу, добром с тобой не сладить.

– Остыньте, человек хороший. Вам со мной никак не сладить. Поэтому, проваливайте.

Он вдруг взбесился:

– Ты что о себе возомнила? Ты просто секретутка. Язык прикуси и молча выполняй работу.

– Я так и сделаю, Глеб Матвеевич. Запишу время вашего прихода и стенограмму нашей беседы положу на стол вашему брату, то есть своему начальнику.

– Ябеда.

– Вот думаю, как описать ваш шлепок по моей нижней части спины? О, придумала:– нанесение побоев. Нет, лучше напишу, что стала жертвой харассмента.

– Что?! Что ты напридумывала? Это была шутка.

– Это я то напридумывала? Харассмент это и есть унижающая шутка сексуального характера, демонстрирующая власть человека.

– Ты стерва!

– Точно. Я стерва-секретутка, просто делаю свою работу.

– Ну подожди, я до тебя доберусь.

Сказал, злобно окатил меня стальным прищуром тёмно-синих глаз и вышел. Хорошо, что двери стеклянные и раздвижные. Хлопнуть у него не получилось.

Зато у меня сердце схлопнулось. Проводив его взглядом, откинулась на спинку стула. Если в разгаре огрызаний с ним я ещё держалась, то теперь у меня руки ходили ходуном. Всю трясло. Горели уши, сердце бахало тяжёлыми перекатами в груди. Вот же скот. Он мне спокойно работать не даст. Хитрый, как лиса, скользкий, как змея. Тварь, каких поискать. Всё, скотина, исподтишка делает.

Голова отчаянно диктовала мысли немедленно позвонить и пожаловаться на него Юрию Матвеевичу. Надо же, Глеб, скотина, выбрал время когда Юры не было рядом. Однако, меня останавливало сразу несколько вещей. Во-первых, они братья. Получается, открой я рот, жалуясь на одного другому, – вбиваю между ними клин. И чего я добьюсь? Юрий целовал меня, лапал, получил по морде, согласился не приставать.

Получается, я должна заставить и его братца отцепиться от меня. Сама должна. Я ведь не маленькая девочка.

Я придирчиво искала причины в себе. Чем я могла так спровоцировать этого гада на приставания? Застёгнута до ушей. Юбка чуть выше колена. Даже обувь на низенькой шпильке. Что не так? Откуда у мужчины возникает желание лапать малознакомую женщину за попу.

Странно, внутри меня росла тревога, я нервничала. К концу рабочего дня оптимистично понадеялась, что всё прошло. Хо-хо! Неприятности сегодня охотились за мной.

Мои дорогие читательницы! Поздравляю вас, мои самые красивые умнички, с чудесным праздником!

8 МАРТА!

Желаю вам энергии, огромной радости от всего, что вас окружает. Пусть ваша маршрутка, автобус или электричка всегда приходят во-время. Пусть исчезнут все пробки на дорогах. Начальник на работе пусть превратится в фею и выпишет вам премию. Пусть ваши близкие будут здоровы и радуют вас каждый день, каждую минуту.

Желаю вам здоровья. Радости. Много-много счастливых мгновений.

С праздником!

Глава 20

Глава 20

Юрий

Мой Роллс Ройс подлетел к ступеням, как раз в тот момент, когда Света спускалась. Опустил стекло:

– Привет, видишь, я успел.Меня задержала командировка, но я вот он.

– Здравствуйте, уважаемый Юрий Матвеевич. Это что, день сурка и у нас снова начало рабочего дня? Так вроде 18.50.

– Присаживайся, Светлана. Поедем ужинать.

– Меня и вон там, в ресторане напротив неплохо кормят, Юрий Матвеевич.– она мотнула головой в сторону моей гостиницы.