Я видел, как Вероника украшала нашу квартиру. Как она с такой нежностью выбирала шторы, расставляла безделушки. Она превращала моё холодное жилище в дом. И я хотел дать ей больше. Не просто крышу над головой, а уверенность в завтрашнем дне. Фундамент, на котором она могла бы строить свою жизнь, нашу жизнь, не оглядываясь на прошлые обиды и неудачи.

Мне было плевать на роскошь. Но я хотел дать им прочность. Независимость. Чтобы, даже если со мной что-то случится, у них осталась бы не просто память, а реальная опора.

Так что пора было перестать просто мечтать и начинать действовать. Пора было поговорить с Архипом и убедить его, что пора вырастать из гаражного цеха во что-то серьёзное. Ради моих девочек. Ради того, чтобы утренняя улыбка Вероники и счастливый смех Алёнки были гарантией не только на завтра, но и на много-много лет вперёд.

Глава 25

Прошло уже восемь дней, а я до сих пор не могу поверить в эту новую жизнь. Каждое утро просыпаюсь и какое-то время лежу, слушая, как рядом дышит Алёнка. На душе и радостно, и тревожно одновременно.

Эта квартира постепенно стала таким тёплым, уютным гнёздышком. И Артём... Он не давит, не требует от меня ничего, не упрекает ни в чём.

Его забота ненавязчивая — то чай нальёт, когда я сижу на кухне, то незаметно накроет пледом, если я уснула случайно в зале. Каждый его спокойный взгляд, каждая улыбка в сторону Алёнки — всё это заставляет меня таять внутри. Меня к нему так тянет, что сил нет сопротивляться.

Но именно эта его всё и пугает. Я ведь здесь на птичьих правах. Его банковская карта лежит у меня в кошельке, а я пользуюсь ею с тяжёлым сердцем — только на еду и какие-то мелочи для дома. С постоянной оглядкой на то, что с меня потребуют все эти деньги вернуть. Купить себе что-то просто потому, что понравилось? Не могу. Каждая потраченная копейка напоминает — я здесь на его содержании.

И я прекрасно понимаю — это ненадолго. Как только придёт компенсация за сгоревший дом, мне придётся уехать. Потому что там, за стенами этой квартиры, осталась моя мама. Какая бы она ни была — вечно недовольная, осуждающая, испортившая нам с Артёмом столько лет — она всё равно моя мать.

Она сейчас ютится по чужим углам, и я не могу позволить ей одной влачить такое существование. Чувство долга, эта проклятая родственная связь, не дают мне просто забыть о ней и остаться в этом уютном мире.

Мы с мамой купим на эти деньги маленькую квартирку. Самую простую, но свою. И я снова окажусь в том же замкнутом кругу — её вечное ворчание, упрёки, недовольные взгляды на Алёнку, которая всё больше напоминает отца. И я буду разрываться между чувством долга перед матерью и желанием быть здесь, рядом с человеком, от одного прикосновения которого перехватывает дыхание.

Иногда, встречаясь с ним взглядом, мне хочется крикнуть: «Давайте остановим время! Пусть всё останется именно так!» Но я знаю — это невозможно. Я не могу просто взять и сбросить с себя эту ответственность. Не могу быть счастливой, зная, что мама одна и несчастна, даже если в этом виновата она сама.

Я стою мою посуду после ужина, погружаясь в мысли всё глубже. С каждым днём приближается наше расставание. И от этого как камень на сердце.

Неожиданно на мою талию опускаются тёплые большие ладони. Я вздрагиваю, а в следующую секунду чувствую влажный поцелуй на шее и его шёпот.

— Прости, не смог удержаться.

Закрываю глаза, пытаясь сдержать дрожь. Делаю глубокий вдох. Нельзя, Вероника. Нельзя к нему поворачиваться. Это закончится поцелуем. Ты же знаешь.

А меня так тянет как раз развернуться и получиться прикосновение его тёплых губ к моим. И сдержать себя стоит громадных усилий.

— Ты сегодня задумчивая и молчаливая. Что-то случилось? — спрашивает Артём.

Да случилось, хочется сказать, но я молчу. Если начну рассказывать, то получится, что я жалуюсь, а ведь Артём тут примется за решение моих проблем. У него в крови, это спасательство.

— Нет. Всё хорошо, — отвечаю глухо.

— А мне кажется, ты просто не хочешь говорить, — всё так же тихо говорит Артём.

Разворачивает меня к себе и прижимает бёдрами к столешнице. Хочется поддаться чувствам, таращу на него глаза, которые хотят закрыться. Дышу через рот, потому что воздуха не хватает, так сердце колотится.

Алёнка в зале должна быть, мультики смотрела, но я всё равно до чёртиков боюсь сорваться и потерять контроль. И не хочу, чтобы это дочь увидела.

— Я правду говорю, — отвечаю шёпотом.

— Уверена?

Его глаза как омуты, затягивают меня, гипнотизируют, подчиняют. Хотя он ничего не делает, прост стоит и смотрит мне в глаза.

— Артем, я не понимаю, что ты от меня ждешь? — снова шепчу, продолжаю бороться с собой.

— Я просто не хочу, чтобы ты хмурилась, а ты уже третий день почти не улыбаешься. Я же чувствую, что что-то не так.

Наверно, действительно пришло время сказать ему, — проносится в голове.

— Я...я просто думаю, что рано или поздно придётся съезжать от тебя.

— Зачем? — он впивается в мои глаза взглядом. Между нами воздух раскаляется. — Тебе плохо со мной?

— Нет, Артём. Не в этом дело.

Он молчит, ждёт ответа.

Я смотрю на него. В горле пересыхает.

— Артём... — начинаю я, но слова застревают. — Когда выплатят компенсацию за дом... мне придётся съехать. Мама не может вечно скитаться по чужим углам. Я должна о ней позаботиться.

Он не отводит взгляда, его руки ложатся на мои плечи. — Так, пусть она живёт в том доме, который купим. А ты оставайся. Здесь. Со мной.

Я печально качаю головой. Он не понимает. Или не хочет понимать. — Мне и так хватает сплетен, которые про меня ходят. Люди не знают, как мы живём на самом деле. Для них всё просто: раз женщина приняла помощь от мужчины и живёт с ним, значит... расплачивается тем, что...ты и сам понимаешь чем. А я не хочу, чтобы так думали. Я устала, Артём. Устала слушать от матери, что я «ребёнка нагуляла», и от сплетен — что я сплю