Мы съездили, подали документы на материальную помощь после пожара. Теперь оставалось только ждать решения и суммы, которую одобрят. В первый же вечер Артём молча положил передо мной на стол банковскую карту.

— Это тебе, — сказал он просто. — Можешь тратить на продукты, на что захочешь. Если нужно — купи себе одежду. Решай сама.

Я кивнула, но внутри всё сжалось. Это были его деньги, заработанные тяжёлым трудом. Я боялась их тратить, чувствуя себя обязанной. Единственное, от чего я не могла отказаться, — это мелкие покупки для дома: новые шторы, несколько вазочек, душистые свечи, мягкий плед для дивана. Мелочи, которые делали холостяцкую берлогу уютным гнездышком.

Артём смотрел на все мои старания с улыбкой, давая мне полную свободу. За неделю квартира преобразилась, наполнилась теплом и уютом.

Голова Артёма окончательно зажила, и настал день, когда ему нужно было выходить на работу. Утром я встала вместе с ним, пока Алёнка ещё спала. Налила ему крепкого чая, приготовила яичницу. Мне вдруг страшно захотелось сделать это — проводить его, как это бывает в нормальных семьях.

После завтрака он собрался, уже взялся за ручку двери, когда я, пересилив внезапный приступ робости, подошла к нему.

— Артём...

Он обернулся. Я обняла его, прижавшись щекой к его груди, чувствуя под тонкой тканью куртки твёрдые мышцы.

— Аккуратно там, — прошептала я.

Потом подняла голову. Наши взгляды встретились. В его глазах было что-то тёплое, глубокое. Он медленно склонился ко мне, я замерла.

Его губы коснулись моих. Сначала осторожно, как бы спрашивая разрешения. Потом увереннее. Он целовал меня нежно, чувственно, вкладывая в этот поцелуй невысказанные слова и пять лет ожидания.

В нём была вся наша боль, всё недоумение, вся тоска и вся надежда. Я ответила ему, положив руки ему на плечи, чувствуя, как по телу разливается пьянящее тепло.

Мы стояли так, в прихожей и целовались, как два подростка. Будто этот поцелуй был тем самым, который должен был случиться давным-давно, когда я должна была встретить его со службы после ранения.

Он медленно оторвался, его дыхание было сбившимся. Он прикоснулся пальцами к моей щеке.

— Надо идти, — тихо сказал он.

— Я буду ждать, — так же тихо ответила я.

Он вышел, а я ещё долго стояла у закрытой двери, прикасаясь пальцами к своим губам, всё ещё чувствуя на них его тепло.

(Артём)

Обеденный перерыв. Мы с Шиловым сидели в кабинете, разминая затёкшие спины после утреннего выезда. Достали свои контейнеры с едой.

— Ну что, папаша, как там твои? Дочка как? Отдохнул хоть за эту неделю? — с набитым ртом поинтересовался Шилов.

Я не смог сдержать широкую, глупую улыбку, которая сама расползлась по лицу. — Да всё... Всё отлично. Алёнка — чудо. И... Вероника теперь с нами живёт.

Шилов отложил вилку и присвистнул. — Да ну? Серьёзно? Ну ты даёшь, Волков! Быстро ты её в свои сети-то прибрал.

— Она ни в какие сети не попадала, — огрызнулся я беззлобно. — Просто... так сложилось. И Алёнка моя. Сто процентов. Тест пришёл.

— Это дело! — Шилов одобрительно хлопнул меня по плечу. — Значит, теперь будешь официально её оформлять? Удочерять, что ли?

— Конечно, — твёрдо сказал я. — Только хочу не только её. Я и Веронику хочу официально оформить. Как свою жену.

Шилов снова свистнул, на этот раз протяжно и с нескрываемым уважением. — Ну, правильно! Раз у тебя такая любовь да взаимность, чего яйца-то мять? — он подмигнул мне и похабно усмехнулся. — Вы с ней уже, значит, шпили-вили там?

Всё моё хорошее настроение мгновенно испарилось. Лицо стало каменным. Я отставил свой контейнер и посмотрел на него прямо.

— Шилов, — сказал я тихо, его ухмылка сразу слетела. — Больше никогда так не говори. И не спрашивай. Это моё личное дело. Понял?

Он отвёл взгляд, немного смущённый. — Да ладно, не кипятись, Артём. Шутка же. Вижу, что у тебя к ней всё по-серьёзному. По-настоящему.

Я молча кивнул, отхлебнув воды из бутылки, давая ему понять, что разговор на эту тему закрыт.

— А она-то? — после паузы осторожно спросил Шилов. — Тебя любит? Как думаешь?

Я тяжело вздохнул, глядя в окно. — Не знаю, — честно признался я. — Но я работаю над этим.

В этом признании была вся моя правда. Вся моя надежда и вся моя решимость. Я вернул её в свой дом. Теперь предстояло вернуть себя в её сердце. И я был готов приложить все усилия, чтобы когда-нибудь услышать от неё те самые слова, которые я сам был готов сказать ей в любое время суток.

Мне нравилось просыпаться с мыслями, что она здесь. За стеной. Это чувство не приедалось. Каждое утро, едва открыв глаза, я ловил себя на этой мысли, и на душе становилось светло, будто внутри включали солнце. Эта тихая радость давала такой заряд энергии, что готов был горы свернуть.

Мои девочки. Вероника и Алёнка. Теперь они были моим главным двигателем, моим смыслом и моей ответственностью. Я ловил себя на том, что постоянно думал об их будущем. Чтобы они ни в чём не нуждались. Никогда. Чтобы у Алёнки было всё самое лучшее — образование, возможности, та самая комната с обоями, которые она сама выберет в следующий раз. Чтобы Вероника могла не считать каждую копейку, не смущаться, когда брала мою карту, а покупать себе то, что ей нравится просто потому, что ей этого хочется.

Моя работа пожарным была делом чести, но не кошелька. Зарплаты хватало на одного, но для семьи, для будущего — маловато. У меня были деньги. Немаленькие — солидная выплата за то самое ранение лежала на депозите, да и я всегда был бережливым, половину зарплаты откладывал. Но эти деньги не вечны. Их можно было просадить на быт, а можно — вложить в настоящее дело, чтобы оно приносило стабильный доход.

Мы с Архипом давно крутили свою небольшую фирму — установка отопления. Дело было перспективное, клиенты пошли, но всё как-то неспешно, кустарно. Нас двое, а объёмы работ такие, что нужны ещё руки, своя техника, склад для материалов. Нужен был рывок. Капиталовложение и чёткий план.

Я уже не первый день ломал голову, как это провернуть. Сидел вечерами после того, как Алёнка засыпала, а Вероника уходила в свою комнату, и строчил цифры и схемы в старом