Вера продолжала всхлипывать. Алексею нужно было уже уходить. Он позвал ее. Она посмотрела на него снизу вверх, как побитая собака, с затравленным взглядом. Казалось, она всё ждет, что он сейчас возьмет ее ладонь в свою, начнет успокаивать и заберет с собой в ее розовый вымышленный мир – где она не замужняя беременная женщина, а свободная женщина, которую любят.

Но он только красноречиво отступил. Выдохнул с тяжелым вздохом.

– Послушай, тебе сейчас лучше отдохнуть, подумать, приведи себя в порядок, а я сейчас съезжу за твоими вещами. То есть… в магазин за вещами…

Она неуверенно кивнула, в глазах плескалось отчаяннее. Она задрожала, как будто он окатил ее из ледяного душа. Видимо, пришла в себя и осознала порядок вещей. Она ничего не сказала на прощание, просто молча отвернулась к стене.

Ну и пусть. Это к лучшему.

Алексей вышел из палаты и чуть не выругался в голос. Всё, хватит на сегодня Веры. Хватит драмы. И так проблем выше крыши.

В голове пульсировала лишь одна мысль.

Надо поговорить с Лидой, расставить все точки над «i».

Или запятые… Что там у них осталось?

Лида всё решит, она всё разгребет, она разберется.

Когда он покается перед ней, она его поймет. Простит.

Двадцать пять лет брака, как-никак. Они семья. Должны выплывать вместе. Только бы выслушала…

Пришлось вызвать такси, потому что машина осталась у здания университета. Когда за Верой приехала скорая, Алексей поехал вместе с ней в салоне.

Сердце колотилось как бешеное. Внутри стучало – поговорить, просто поговорить. Вдруг всё еще можно как-то уладить.

Быстро поднялся на седьмой этаж, открыл дверь и удивился. Пусто. Квартира выглядела не как привычный уютный дом. Она выглядела как… безжизненный музей.

Всё на своих местах, но никого нет. Ни привычного шума, ни торопливых шагов, когда жена с улыбкой встречала его на пороге. От квартиры веяло пустотой и холодом.

– Лида, – он крикнул в эту пустоту, но в ответ прозвучала лишь тишина. Густая, плотная тишина, в которой утонул его голос.

Алексей быстро прошелся по комнатам.

Верхней одежды жены не было, обуви тоже, и чемодан отсутствовал.

Всё как будто вымерло.

Лида… Она ушла! Черт! Вот только этого не хватало! Куда она подевалась?

Алексей схватил телефон, начал набирать номер.

Гудки. Один, второй, пятый. А потом она просто сбросила звонок.

Он едва сдержал рвущиеся наружу проклятия.

– Ну давай, Лида, возьми же трубку, – прошипел он, уже чувствуя, как теряет самообладание. – Нам нужно поговорить.

Но она не брала.

Набирал второй раз, третий – та же история.

А потом она и вовсе отключила телефон.

В нем вскипела ярость, обжигая горло.

Вот так вот, абонент не абонент! Для родного мужа!

Бросила его в самый отчаянный момент – и детей! И детей тоже бросила!

Выругался сквозь зубы. Сжал челюсти, потом резко выдохнул. Стиснул телефон ледяными пальцами.

Ладно. Если не Лида, то…

Он ткнул пальцем в контакт дочери, но не успел нажать вызов. Экран засветил входящим. Алина как почувствовала.

– Да, – ответил он. – Ты где?

– Пап, – проговорила она хрипло, сбивчиво, – а ты где?

– А что, – напрягся он, – что случилось?

– Бабушка. — Алина всхлипнула. — У нее был приступ, ее увезли в больницу, в кардиологию. Я с ней. Врачи сказали, что состояние тяжелое.

Телефон выскользнул из ослабевшей руки. Он вцепился в кожаную обивку кресла, не чувствуя боли. Только тяжесть обрушивающийся на него бед. Всё, всё рухнуло. В один момент, погребая его под лавиной проблем.

Что же делать? Куда ему ехать?

К любовнице, которая ждет вещи?

Искать жену, которая ушла и уехала неизвестно куда?

К ректору – разбираться со скандалом и грантами?

Или к матери, которая при смерти?

Глава 22

Лида

Пока добиралась до места назначения, успела провалиться в какое-то странное, уютное, мягкое, как теплое покрывало, забытье. Вокруг в поезде толпились незнакомые, чужие люди, они общались, обменивались шутками, и это мерное гудение расслабило меня.

И даже удалось отвлечься от всех тех событий, которые я оставила позади.

Чуть только затихли железные колеса поезда, когда он подъезжал к станции, проводница объявила пассажирам, что остановка менее пяти минут и надо поторапливаться на выход.

К тому моменту я уже была готова и с одним только чемоданом спустилась с лестницы, огляделась, помахала отцу, которого сразу же увидела. Заулыбалась. Он пошел мне навстречу. Мы обнялись, и я вдохнула родной запах.

Стало так спокойно и хорошо.

Всегда скупой на эмоции, отец на этот раз сильнее сжал меня в объятиях.

Он будто чувствовал, что приехала я не просто так и в моей жизни приключилась беда.

– Пойдем, дочь, – позвал он меня, подхватывая мой чемодан за ручку, – тут недалеко.

И правда, до самой деревни от станции оказалось и правда идти совсем ничего. Минут десять, не больше.

Отец шагал рядом. Я поглядывала на него, оценивая его внешний вид. Выглядел он очень даже неплохо. Поправился, расправил плечи, глаза горели жизнью, и я невольно вспомнила, каким он был в последние месяцы, когда уходила мама.

Тогда он словно ссохся, стал непохож сам на себя. А сейчас он будто помолодел, даже походка стала более пружинистой.

Неужели и правда на него так влияла жизнь в деревне?

Неужели она и правда спасла его?

И я вдруг задумалась – может, и я найду тут свое спасение?

У меня не было четких планов, настолько я останусь тут. И если уж совсем честно, я просто сбежала, не в силах оставаться рядом с предателями.

Еще пару дней назад мои дни были упорядочены. Размерены до минуты. Я четко знала, что буду делать. О ком заботиться.

Доверяла своим близким и не ждала подвоха.

А сейчас я не видела наперед даже пары дальнейших часов.

Не знала, что меня ждет в деревне. И до дрожи боялась разговора с отцом начистоту. А он будто чувствовал, что мне нужна пауза.

Что я приехала к нему не просто так. Не держать ответ.

А чтобы спрятаться, чтобы получить поддержку.

И вот так, в немой уютной тишине, мы неторопливо шли по пыльной, ухабистой дороге, которая словно не изменилась с самого моего детства. Да и сама деревня тоже не сильно поменяла облик. Те же деревянные дома, те же мальчишки, весело гикающие, разъезжающие на великах. Те же старушки, сидящие на лавочках, куры, козы…

В воздухе стоял знойный дух, но дышалось намного легче, чем в городе.

Мимо нас промчался вдруг черный внедорожник, и отец остановился, провожая его взглядом, проворчал тихонько:

– Понаехавшие…

– Понаехавшие?

Он махнул рукой и пошел дальше.

– Да тут понастроили новых домов дачники. Лучше бы дорогу отстроили!

Я как раз попала каблучком в очередную колдобину, так что с отцом была согласна, и ухватилась за эту тему, лишь бы не отвечать на вопросы, которые он непременно задаст, едва мы дойдем до дома.

– А что за дачники?

– Ну, так тут места хорошие, что б им не построиться тут?

Мы как раз проходили мимо парочки таких домов, что разительно отличались от обычных деревенских построек. Каменные, высокие, с крепкими заборами, ухоженной приусадебной территорией. И машины рядом с этими домами наглядно характеризовали их владельцев.

– А вот здесь теперь глава района живет, – сказал отец, кивнув в сторону коттеджа с навесом и огромным внедорожником, припаркованным перед калиткой.

Тем самым, который нас обогнал. Отец упомянул это мимоходом, вскользь, и я просто плечами пожала, не заинтересованная соседом. Ну глава и глава. Мне дела нет.

– Торопов Фёдор. Молодой еще. Говорят, даже порядочный. Не то что предыдущий.

– А что с ним? – Мне стало интересно, и я задала вопрос.

Но отец только поморщился, и я поняла, что ни слова не скажет.

Он всегда был таким: если отвечать не хочет, клещами не вытащишь.