Так хотелось зайти к Ольге и узнать правду. Но что−то сдержало меня. Мы стали совсем чужими. Возможно, она никогда не любила меня, так, терпела рядом, как удобную прислугу. Как бесплатного юриста для ее кафе и кофеен. Как воспитателя для единственной дочери.

Мне стало понятно, что я изначально неправильно себя повел. Окончил юрфак с красным дипломом, мне нужно было делать свою карьеру, а не потакать жене. Сейчас был бы уже большим человеком.

А жена воспитывала бы детей. И не делала аборт. Сейчас нашему второму ребенку было бы лет четырнадцать. Но я все еще не знаю всей правды. Возможно что−то случилось. Не верю, что Ольга могла убить нашего ребенка тупо из−за бизнеса.

А еще, я ни разу не слышал от нее ласковых слов. Вернее, с юности не слышал. Что нужен ей, не слышал, что любит.

Все это понимание снежной холодной лавиной обрушилось на меня тогда, когда сидел за рулем прокатной машины у ее кафе. Завел ее и поехал в аэропорт. За что я еще цепляюсь? Я не нужен Ольге.

Дочь выросла, бизнес идет уверенно, юриста наняла нового. Все у нее зашибись. Не буду больше мешать. Точку поставлю только.

Выкладываю из портфеля папку с документами. Тут и Ольга подходит. Грустная, другая какая−то. В легком сарафане, светлые волосы распущены, чуть макияжа на лице.

− Здравствуй.

− Здравствуй. Что тебе заказать? — стараюсь быть вежливым.

− Воды только, я сюда не есть приехала. Почему ты ускорил развод? — усаживается поудобнее, и с обидой смотрит на меня. — Я прилетела, сразу в Загс поехала, чтобы забрать заявление, а оказалось, что нас развели.

− Забрать заявление? Зачем? — я удивлен, не понимаю ничего.

− Ну, я все обдумала. Все поняла про себя. Один добрый человек помог разобраться. Не зря съездила на Алтай. Вообще многое поняла…

− Это тот мужик помог, который тебя обнимал, а ты ему улыбалась? Ну вот теперь ты свободна, можешь валить к своему бугаю, − не выдерживаю, ревность разгорается внутри, как костер, обжигает мозг. — Раньше бы сказала, что у тебя другой, давно бы развелись. Чего меня терпела?

Ольга удивленно на меня смотрит, будто не узнает. И вдруг начинает смеяться. До слез.

− Исаев, ты меня ревнуешь чтоль? — выпивает немного воды и вытирает слезы. — Вот это да! Впервые тебя таким вижу. Приятно даже… Не ревнуй, у меня никогда никого не было, кроме тебя. Знаешь, не было надобности в других мужчинах, у меня всегда был ты, родной, любимый… − Ольга загрустила, опустив голову, терла глаз, то ли соринка попала, то ли слезы показывать не хотела.

− Да уж, любимый. Ты с такой легкостью на развод подала… любимые так не поступают. Даже осужденному дают последнее слово. А ты меня приговорила, без суда и следствия. Вот свидетельство.

Достаю из папки лист, который подтверждает, что мы больше не муж и жена.

− Паспорт сама поменяешь, фамилию… печать о расторжении брака.

− А может я передумала? Я приехала с Алтая, чтобы помириться… − вскидывает голову и с укоризной смотрит на меня.

Мне хочется схватить ее в охапку, зацеловать. Увезти в свой дом и любить, сутками не выпуская из постели. Но дочь сказала — папа, ты должен измениться, ради мамы. Чтобы и она изменилась. И она уже изменилась, внешне. Да и говорит не властно, искренние эмоции на лице.

− Оль, я думаю, что нам нужна передышка. Хотя бы полгода. Если мы не перестанем тосковать друг по другу, тогда можем попробовать все с чистого листа. Но у меня ребенок, не забывай об этом.

− Я помню. Мне тяжело осознавать, что его не я родила, а Зойка. Трудно с этим смириться.

− А почему не родился наш ребенок много лет назад? — говорю тихо, но голова ее дергается, будто я пощечину ей врезал. Значит правда была беременна. — Почему ты не рассказала мне?

− Расстраивать не хотела. Ты был в длительной командировке. Врачи сказали, что плод неполноценный…

− И ты им поверила и сделала аборт?

− Нет, я не делала аборт. Просто не дала помочь себе, когда стало плохо… Я испугалась, Стас… тебе не понять… Он бы не выжил, так врачи потом сказали, когда обследование провели.

− Он?

− Да… мальчик. Наш мальчик… а ты потом просил сына, а я боялась, что все повторится. Я бы не смогла пройти снова через все это…

Хрупкие плечи задрожали, Ольга закрыла лицо ладонями и расплакалась. Впервые за много лет. Я придвинул свой стул к ее стулу, обнял, успокаивая.

− Рассказала бы сразу, я бы тебя не мучил, прося у тебя сына. Все, успокойся.

Мы так долго сидели, Ольга успокаивалась, вздыхая глубоко и прерывисто. Смотрели на море, думая каждый о своем.

− Ты прав, Исаев, нам нужна передышка. У меня есть одно дело… хочу продать все кафе и кофейни. Не хочу больше этот бизнес… нет радости. Вот за весь день, что я в городе, даже желания не возникло поехать в кафе, проверить, как работа идет. А потом уеду в Горноснежинск. Дядино кафе не продам, буду им рулить и жить там. Там звезды такие… огромные… и водопад розовый. Красиво…

− Делай, как хочешь. У меня теперь свой бизнес.

− Да, который ты скрыл от меня. Не только я тайну от тебя хранила.

− В смысле — скрыл?! Да я тебе столько раз рассказывал, а ты то занята, то не считала нужной ту информацию, которая не касалась твоего бизнеса. Я тебе даже приглашение на открытие принес, сам, отдал тебе лично в руки. Ты даже конверт не вскрыла, у тебя телефон зазвонил, поставщики что−то там напортачили. Ты бросила конверт в ящик своего стола и помчалась разгребать конфликт. Думал, ты позже прочитала. Я еще подумал, почему ты вопросы не задаешь про контору. Вот ты даешь, Оленька!

− Я помню тот случай… − ошарашенно смотрит бывшая жена. — Но я подумала, что ты принес приглашение на банкет чужой фирмы… Прости, я даже подумать не могла… Мне же всякие приглашения присылали, я все равно ходить не успевала на все мероприятия. Ты мог меня взять, потрясти, чтобы я услышала тебя?!

− А зачем трясти. Ты перестала хотеть меня слышать. Принуждать зачем? И с Егоркой так же… Я не могу оставить своего сына в детском доме. Ни в коем случае. Ты сразу