- Ксюша! – я укоризненно смотрю на дочку. Таким словам я её не учила.

- А что? – ничуть не смущается она, - Она все проблемы на нас валит. Скорее бы уже суд решил, что нам нельзя с ними жить… Мам, мы хотим жить с тобой, а не с этими…

Стискиваю Ксюшу в таких же крепких объятиях, как брата.

Сердце сжимается от боли. Я совсем не понимаю поведения Юры. Он же любил детей! В чём дело? Почему сейчас не заботится о них?

В коридоре раздаётся дверной звонок, и я напрягаюсь. Смотрю на Сергея вопросительно. Надеюсь, это не Алексей. Не хотелось бы, чтобы он контактировал с детьми.

Сергей пожимает плечами и поднимается со своего стула. Идёт в коридор к входной двери.

А через пару мгновений оттуда до нас доносятся крики и звук глухого удара. Будто что-то большое упало на пол.

Подхватываю на руки младших детей и закрываю собой старших.

Тимур тут же выходит вперёд передо мной.

Сердце сжимается от тревоги. Торопливые шаги приближаются, и на кухню залетает взбешённый Юра.

- Ты перешла все границы, Кира! - рычит он.

Злобный взгляд прожигает меня насквозь. Становится трудно дышать под напором дикой агрессии, что выплёскивается из Юры.

Кажется, он и ударить сейчас может, и убить.

- Ты совсем охренела, да? – орёт он на меня. – Думала, можешь просто забрать их? Просто увести с собой, никому не сказав? Это похищение несовершеннолетних, идиотка! В тюрьму захотела?

- Пап… - Тимур встаёт между нами.

- Не лезь! – Юра отпихивает сына в сторону.

У меня слёзы наворачиваются на глаза от такой несправедливости.

- Я звонила тебе раз десять! – голос звенит от обиды. – И мы отпросились у твоей любовницы. Я никого не похищала. Я просто пригласила детей на ужин, потому что в твоём доме их кормят только тем, что они сами найдут!

- Очень интересно… - на кухню входят две женщины в казённой форме с крайне серьёзными лицами.

А за ними, держась за стеночку, плетётся Сергей. Он держит рукой разбитый нос, из которого на футболку обильно течёт кровь.

Это Юра его так?

В ужасе прижимаю детей к себе ещё крепче.

И Катя с Филом утыкаются мне в грудь своими личиками. Прячутся так от пугающих их людей.

Женщины представляются и меня охватывает панический страх. Одна из них - из органов опеки. А другая – из полиции. И это Юра их вызвал.

- Зачем ты это сделал? – спрашиваю мужа.

Он не понимает, что играет с огнём? Подключать органы опеки – это последнее дело. Если они посчитают, что дети находятся в опасности, то заберут их. Да, на время. До выяснения обстоятельств. Но даже одна ночь в казённом доме – это испытание для психики ребёнка, неужели Юра этого не понимает?

- А на что ты рассчитывала? – огрызается муж. – Я вернулся домой. Детей нет. Аля говорит, что ты увела их без спроса в неизвестном направлении. Я вычислил по родительскому приложению местоположение телефона Ксюши и пришёл за своими детьми. Естественно, с правоохранительными органами.

- Юра, ты думаешь о чём угодно, только не об интересах детей! – не выдерживаю, огрызаюсь на мужа. – Очнись уже! Мы оба можем их потерять! Даже если они останутся с тобой, думаешь, простят тебе такое отношение?

- Замолчи! – Юра сжимает руки в кулаки. – У тебя нет на них прав! Ты не можешь указывать, как их воспитывать.

Отшатываюсь, как от пощёчины. Сердце кровью обливается от жёстких слов мужа.

- Они ведь не собственность, Юра… Они живые люди…

- Мы хотим поговорить с детьми наедине, - вмешивается в нашу ссору женщина из опеки.

Они уводят Ксюшу и Тимура по очереди в отдельную комнату и долго беседуют там с ними с глазу на глаз.

Юра стоит мрачнее тучи, прислонившись к стене. Господи, зачем он заварил эту кашу?

Когда доходит очередь до малышей, они отказываются слезать с моих рук.

- Нет, мамочка, не отдавай меня чужим тётям! – плачет Филипп, крепко сжимая мою кофту.

- Не уходи, мамочка! – подхватывает Катюша.

- Давайте-ка все втроём, - разрешает сотрудница опеки.

Мы уходим вслед за ней в комнату, которую Сергей выделил для меня и начинаем разговор.

Меня тоже тщательно опрашивают. Мне кажется, мы беседуем не меньше часа.

Их интересует все обстоятельства нашей ситуации. В подробностях.

Я очень нервничаю, но рассказываю всё как есть. А смысл врать? Рассказываю даже о том, что меня сбили. Хуже, чем сейчас, уже не будет.

Женщины слушают меня с непроницаемыми лицами. Записывают. Задают уточняющие вопросы.

- Вы можете написать заявление на мужчин, которые вас сбили, - говорит сотрудница полиции после моего рассказа.

- Знаю, - я пожимаю плечами. – Но какой в этом смысл?

- Это вам решать, - равнодушно отвечает женщина.

Сотрудница опеки протягивает мне листочек бумаги со своим номером телефона.

- Возьмите, ситуация, сложившаяся в вашей семье, крайне настораживает. Мне придётся навестить вас ещё несколько раз. Хорошо, что у этих детей есть вы. Ведь, насколько я понимаю, вы готовы оформить над ними опеку в случае необходимости.

- Готова, - соглашаюсь я. – Вы думаете, Юра действительно не справится?

- Посмотрим, - сухо отвечает представитель опеки.

Мы вместе возвращаемся на кухню.

- Вы её арестуете? – с наездом спрашивает Юра, указывая на меня.

Женщины в форме переглядываются.

- С чего бы? – сотрудница полиции смотрит на Юру строго. – Я думаю о том, не арестовать ли вас за драку…

- Меня? - Юра выпучивает глаза. – То есть кто угодно может украсть моих детей из моего дома, и закон умывает руки?

- Видите ли, в чём дело, - сотрудница опеки убирает папочку с нашими показаниями в свою объёмную сумку. – Закон не находится у вас на службе. Он объективен, насколько это возможно. И что же мы видим? Агрессивный отец, распускающий руки, выгнал из дома жену и привёл в дом женщину с алкогольной зависимостью. За детьми никто не следит. Они жалуются на агрессию с вашей стороны. И вы хотите, чтобы мы арестовали вашу жену? У меня для вас плохие новости…

****

Подписаться на автора: https:// /ru/zoya-aster-u11041102

21

- Идеальное лицо! – мужчина смотрит