Серьезное. Не смертельное, а серьезное. Есть ли разница? Или я просто цепляюсь за слова?

"Деньги в коробке – это чистые средства, не связанные с моими делами. Их хватит, чтобы вы жили спокойно несколько лет..."

Деньги. Мы их даже не трогали, они лежат в банковской ячейке, которую Сергей Игоревич помог нам оформить. Может быть, пора подумать о будущем практически? О том, как нам жить дальше, если Максима действительно больше нет?

Вдруг вспоминаю про паспорта, которые тоже лежали в тайнике. И про спутниковый телефон, который я тогда сунула в сумку и забыла. Достаю его – небольшой, простой аппарат с одним запрограммированным номером.

Долго держу телефон в руках, глядя на единственный контакт в памяти. Номер без имени, просто цифры. Что будет, если я позвоню? Кто ответит? И нужно ли мне это знать?

Но любопытство и отчаянная надежда побеждают. Нажимаю кнопку вызова.

Долгие гудки. Никто не отвечает. Конечно, никто не отвечает. Это мертвый номер, как и его владелец.

Кладу телефон на тумбочку и иду в ванную. Смотрю на себя в зеркало – бледная, осунувшаяся женщина с темными кругами под глазами. За эти месяцы я постарела лет на десять. Горе и стресс не щадят никого.

Ложусь в постель, но сон не идет. В голове крутятся кадры из новостей, слова Сергея Игоревича, лицо Кати, искаженное горем. Как жить дальше? Как помочь этой девочке справиться с потерей отца? Как справиться самой?

Около трех ночи меня будит странный звук. Не сразу понимаю, что это. Потом осознаю – звонит спутниковый телефон.

Сердце начинает колотиться как бешеное. Хватаю телефон дрожащими руками.

– Алло? – шепчу я в трубку.

Тишина. Потом искаженный электронным модулятором голос:

– Вы смотрели новости?

Не знаю, как отвечать. Кто это? Враг или друг?

– Да, – говорю я наконец.

– Не верьте всему, что там показывают. Вам нужно быть готовыми к переезду. Возможно, очень скоро.

– Кто вы? – спрашиваю я, но связь уже прервана.

Сижу в темноте с телефоном в руках и пытаюсь понять, что произошло. Кто-то знает этот номер. Кто-то следит за новостями. Кто-то предупреждает нас об опасности.

Или кто-то заманивает в ловушку.

Встаю, тихо прохожу в комнату Кати. Она спит, но даже во сне лицо у нее напряженное, болезненное. Поправляю одеяло, целую в лоб. Что бы ни происходило, я защищу ее. Это единственное, в чем я уверена.

Возвращаюсь к себе в комнату и сажусь у окна. За стеклом темная улица, редкие фонари, обычная жизнь спящего города. А у меня в руках телефон, который может изменить все.

"Не верьте всему, что там показывают", – сказал голос. Что это значит? Что новости неправдивые? Что Максим не мертв? Или что его смерть была подстроена?

До утра не сплю, прокручивая в голове возможные варианты. Когда встает солнце, принимаю решение. Нужно рассказать обо всем Кате. Она имеет право знать.

Завтракаем молча. Катя ковыряет вилкой яичницу, почти не ест. Наконец решаюсь.

– Маша, мне нужно тебе кое-что рассказать.

Она поднимает на меня глаза.

– Ночью мне звонили, – говорю я и рассказываю о спутниковом телефоне и загадочном звонке.

Катя слушает, не перебивая. Когда я заканчиваю, она долго молчит.

– Значит, он жив, – говорит она наконец, и в ее голосе звучит не вопрос, а утверждение.

– Мы не знаем этого наверняка...

– Знаем, – перебивает она. – Папа оставил нам этот телефон не просто так. Он знал, что может понадобиться связь.

Хочу возразить, сказать, что не стоит строить иллюзии. Но смотрю в ее глаза и вижу первый за долгое время проблеск надежды. Может быть, это именно то, что нам сейчас нужно. Хотя бы призрак надежды.

– Что мы будем делать? – спрашивает она.

– Подождем, – отвечаю я. – Если это действительно важно, тот человек позвонит еще раз.

И я не ошибаюсь. Телефон звонит снова вечером того же дня.

Глава 23

Спутниковый телефон лежит на кухонном столе между нами с Катей, как граната с выдернутой чекой. Мы смотрим на него уже третий час, ожидая звонка. Катя делает вид, что читает, но страницы не переворачиваются. Я рисую в блокноте бессмысленные узоры, пытаясь успокоить нервы.

– Может, это была случайность? – говорю я вслух, больше самой себе, чем Кате. – Неправильный номер, технический сбой...

– Нет, – качает головой Катя, не поднимая глаз от книги. – Тот человек знал про новости. Знал, кто мы. Это не случайность.

Она права, конечно. Но признать это значит признать, что наша тихая жизнь в Сосновске подходит к концу. Что впереди снова неизвестность, опасность, бегство.

Около десяти вечера Катя наконец сдается.

– Я иду спать, – говорит она, зевая. – Разбуди меня, если что-то случится.

Киваю, обнимаю ее на ночь. Она кажется такой маленькой, хрупкой, несмотря на свои шестнадцать лет. Слишком много испытаний выпало на ее долю.

Остаюсь одна на кухне с телефоном. Включаю чайник, завариваю седьмую за день чашку чая. Кофеин уже не действует, но горячий напиток хоть как-то успокаивает.

В половине двенадцатого телефон молчит. В час ночи – тоже. Начинаю думать, что действительно все это была случайность или чья-то жестокая шутка.

И тут, ровно в два часа ночи, раздается резкий звонок.

Хватаю трубку, чуть не роняя.

– Алло?

– Через час покиньте дом, – говорит тот же искаженный голос без всяких предисловий. – Возьмите только самое необходимое. Документы, деньги, лекарства. Ничего лишнего.

Сердце колотится так громко, что я боюсь, собеседник услышит.

– Почему? Что происходит?

– К вам едут. У вас есть час, не больше.

– Кто едет? Кто вы такой?

Но связь уже прервана.

Сижу с телефоном в руках и пытаюсь сообразить, что делать. Это может быть ловушка. Кто-то хочет выгнать нас из дома, заставить бежать в неизвестность. Но что, если это правда? Что, если через час здесь действительно появятся люди, которые хотят нам навредить?

Решение принимается само собой. Лучше перестраховаться и остаться живыми, чем рискнуть и пожалеть.

Бегу в комнату Кати, тормошу ее за плечо.

– Маша, просыпайся! Нам нужно уезжать!

Она открывает глаза, сразу же понимая по моему лицу, что произошло что-то серьезное.

– Он звонил?

– Да. Сказал, что к нам едут. У нас час.

Катя вскакивает с кровати, полностью проснувшись.

– Что берем?

– Самое необходимое. Документы, деньги, смену одежды.

Следующие сорок минут превращаются в лихорадочную упаковку. Две небольшие сумки на каждую, рюкзак Кати. Я беру спутниковый телефон, записку с координатами, деньги из тайника Максима. Катя складывает фотографии родителей, несколько книг, телефон.

– А куда мы поедем? – спрашивает она, когда мы стоим в прихожей готовые к выходу.

– Не знаю, – честно отвечаю. – Сначала просто подальше отсюда.

Выключаем свет, запираем дверь. На улице темно и тихо, только редкие фонари освещают пустые дорожки. Идем к остановке общественного транспорта, хотя в это время автобусы уже не ходят. Но есть ночное такси.

Через десять минут после нашего ухода к дому подъезжают две темные машины. Мы видим их из-за угла, где прячемся в тени. Из машин выходят четверо мужчин в темной одежде. Они не спешат, ведут себя как профессионалы.

Катя сжимает мою руку так крепко, что больно.

– Кто это? – шепчет она.

– Не знаю. Но хорошо, что мы не стали ждать.

Мужчины скрываются в подъезде нашего дома. Через несколько минут в окнах нашей квартиры загорается свет. Они обыскивают наше жилище.

Тихо отходим от укрытия, идем к ближайшей автостоянке. Здесь несколько такси работают круглосуточно. Садимся в первое попавшееся.

– Куда едем? – спрашивает сонный водитель.

– В аэропорт, – говорю я первое, что приходит в голову.

По дороге пытаюсь сообразить, что делать дальше. В аэропорту много людей, камер, охраны. Если за нами действительно охотятся, там будет безопаснее, чем в пустом городе.