Мария Фёдоровна замерла с открытым ртом. Я видел, как в её глазах боролись ярость, унижение и страх. Страх потерять лицо перед этими женщинами, перед своим новым «приходом». Она не могла устроить сцену здесь, на церковном дворе. Это разрушило бы тот образ набожной, смиренной женщины, который она, видимо, старалась здесь построить.

Она тяжело дышала, её взгляд метался от меня к прихожанке и обратно. Прошло несколько томительных секунд. Наконец, она опустила глаза, сжала губы и прошипела так, чтобы слышал только я:

— Делайте что хотите.

Развернулась и, откинув плечи, с показным достоинством направилась в дом. Но в её спине я читал поражение. Временное, я был в этом уверен. Но тем не менее.

Я кивнул женщине, которая заступилась. — Спасибо вам.

— Иди с Богом, — ласково ответила она. — И не держи на неё зла. У каждого своя боль.

Я вышел за ворота. В груди было странное чувство — смесь удовлетворения от одержанной маленькой победы и горечи от всего этого безумия.

Я сел в машину, и тут же в кармане завибрировал телефон. Достал его, на экране было СМС из клиники: «Уважаемый Артём Волков, результаты вашего теста ДНК готовы. Вы можете забрать их в лаборатории в удобное для вас время».

Всё. Время пришло. Все эти дни я убеждал себя, что мне плевать на этот тест. Что я и так знаю правду. Но сейчас сердце заколотилось с такой силой, что стало трудно дышать.

Дорога до клиники промелькнула как в тумане. Я не видел ни светофоров, ни машин. Перед глазами стояло лишь лицо Алёнки. Её улыбка. Её серьёзные глаза. И голос, говорящий «папа».

В клинике я подошёл к стойке, назвал свою фамилию. Медсестра без лишних слов протянула мне тонкий коричневый конверт.

Я вышел на улицу, прислонился к двери своего внедорожника. Пальцы дрожали, когда я вскрывал конверт. Внутри лежал один-единственный листок. Я развернул его.

Взгляд сразу упал на жирную надпись внизу страницы:

«Вероятность отцовства: 99,999999 %»

Я прочёл эти цифры раз, потом ещё раз. В ушах зазвенело. Всё остальное в заключении расплывалось, не имело значения. Только эти цифры. Эта официальная, научная, неопровержимая правда.

Я сжал голову руками и... рассмеялся. Тихим, счастливым, немного истеричным смехом.

Я мужчина, солдат, пожарный, который не плакал даже при ранении, когда мою ногу разворотило так, что я боялся ампутации, сейчас чувствовал, что готов разрыдаться как маленькая девочка. В коленях появилась неимоверная слабость, и я поспешил сесть в машину.

Теперь никто и никогда не сможет оспорить моё право называть Алёнку своей дочерью. Ни Мария Фёдоровна, ни какие-то пьяные заказчики, ни даже моя собственная мать.

«Папа».

Это слово теперь было не просто разгулявшейся фантазией испуганной девочки из больницы. Оно было закреплено на бумаге. Оно было настоящим.

Я поднял конверт, аккуратно сложил листок и сунул его во внутренний карман куртки, прямо у сердца. Потом завёл машину.

Теперь я вёл машину совершенно спокойно. Внутри была абсолютная, кристальная ясность. Я знал, кто я. Я знал, что защищать. Я знал, куда еду.

Я ехал за своей дочерью. А потом мы поедем к её матери. И на этот раз у меня было всё, чтобы опровергнуть её любые возражения. Не кулаками. А этой простой бумагой, которая значила для меня сейчас больше, чем все сокровища мира.

Глава 22

Последние дни в больнице тянулись мучительно долго. С каждым днём я чувствовала себя всё лучше, но тревога за Алёнку не отпускала ни на секунду. Мысли метались между благодарностью Артёму и страхом, что Мама что-нибудь натворит. Я просила её принести мне хоть какие-то вещи — всё моё скромное имущество сгорело. В день выписки на стуле в палате я обнаружила пакет. Заглянув внутрь, я ахнула: там лежала мягкая голубая шерстяная кофта оверсайз, элегантная юбка в складку, бежевое пальто и белые кеды. Качество и цена чувствовались сразу. Мама никогда бы не купила такое — она считала это непозволительной роскошью.

— Наверное, перепутали, — подумала я и пошла к посту медсестёр.

— Вероника Назарова? Это вам, — медсестра посмотрела в журнал. — Передали специально для вас. Палата указана верно».

Пришлось одеться. Ткань была невероятно приятной на ощупь, кофта обволакивала меня уютом. С новым, странным чувством — смесью неловкости и смутной надежды — я получила бумаги и вышла в холл. Я не ждала никого. Решила дойти до остановки и дозвониться до подруги.

Первый же глоток холодного свежего воздуха после больничной спёртости опьянил. Я зажмурилась на секунду и тут услышала знакомый звонкий голос:

— Мама!

От парковки, размахивая ручками, бежала маленькая фигурка в ярко-жёлтой куртке. Моя Алёнка. А следом за ней, широко и уверенно шагая, шёл Артём.

Я присела на корточки, раскрыв объятия, и она врезалась в меня с такой силой, что мы едва не потеряли равновесие.

— Мамочка, я так по тебе скучала! — её голос дрожал.

— Я тоже, солнышко, я тоже безумно скучала, — прошептала я, зарываясь лицом в её волосы и поднимаясь вместе с ней на ноги.

Она не отпускала меня, обвив руками шею, и я понесла её на руках навстречу Артёму. Нам нужно было поговорить. Поблагодарить его. Убедиться, что всё в порядке.

Мы остановились друг напротив друга. Он молча смотрел на меня, и в его глазах я не увидела ни прежней обиды, ни гнева. Только спокойствие, уверенность и улыбку.

— Идём в машину, — первым нарушил молчание он.

— Артём, я... я даже не знаю, как тебя благодарить, — начала я, чувствуя, как краснею.

— Ничего не знаю, — он махнул рукой, как бы отмахиваясь от благодарностей. — Мы с Алёнкой готовились. Неужели ты хочешь её расстроить?

— Нет, конечно, но... только ненадолго. Я договорилась с подругой, что переночую у неё, пока не найду жильё.

Тут Алёнка, всё ещё сидя у меня на руках, обхватила ладошками моё лицо, заставив меня посмотреть на неё.

— Мама, ты что, не слышишь? — сказала она с полной уверенностью. — Папа сказал, мы тебя ждём. Дома. Я думаю, тебе понравится.

«Как же у детей всё просто», — промелькнуло у меня в голове. В её мире папа нашёлся, значит, теперь мы все будем жить вместе. Она уже, наверное, в своих фантазиях нас поженила. Но в реальности всё было так сложно, так запутанно...

Артём, видя моё смятение, мягко сказал:

— Потом поговорим. Хорошо? Сейчас просто поедем.

Я сдалась. Мы сели в машину, и Алёнка без умолку рассказывала мне о своих