Он был на короткой ноге с моим отцом, всегда уважал мою мать, так что я надеялась, что он немедленно встанет на мою сторону. Но при виде того, как мужчины начали общение, моя уверенность начала ослабевать.
– Ну что же, начнем, не будем терять времени, – начал ректор, сцепив перед собой пальцы. – Ситуация, сами понимаете, непростая.
Дятлов говорил вежливо, но по тому, как он избегал прямого взгляда, я понимала – дело плохо.
– Мне звонил Вадим Фарафонов, он сказал, что отказывается от финансирования проекта, – продолжил ректор. – Причину, думаю, объяснять не нужно.
– Михаил Петрович, – тут же встрял Алексей. – Это досадное недоразумение. Всё можно уладить, уверяю вас. Я уже... Я поговорю с Вадимом, мы встретимся с ним… Я ему всё объясню…
– Постойте, Алексей, – мягко, но с непреклонной твердостью остановил его ректор. – Я бы хотел услышать Лидию Анатольевну. Только прошу вас, – обратился он ко мне, – давайте всё обсудим спокойно, без лишних эмоций.
– Иначе я и не хотела, – сказала я. Его слова неприятно укололи.
Они ждали от меня женской истерики?
Я выпрямилась на стуле и, сохраняя самообладание, сложила руки на коленях, хотела, чтобы голос звучал уверенно, но сдержанно, как на лекции. Хотела, чтобы ректор понял, я не буду устраивать сцену, я пришла за правдой и справедливостью. И только.
– Суть, Михаил Петрович, до безобразия проста. Методика, которую сейчас преподносят как единоличный триумф Алексея, плод нашего с отцом многолетнего труда. Мы вынашивали ее годами, занимались разработкой. Алексей же подключился к работе совсем недавно, на этапе, когда уже всё было готово. Он просто оформил работу, придал ей законченный вид и презентовал. Но он по факту он ее украл.
Ректор внимательно слушал, не перебивал, зато не выдержал мой муж.
– Я ничего не крал, – резко бросил он, и голос его дрогнул, выдав смятение. – Да, я оформил, доработал, привел в систему, презентовал, а ты…
В общем, он не сказал ничего нового…
– А я осталась за кадром, – закончила я за него. – И не потому, что была против, а потому, что никто не спросил, хочу ли я, чтобы наша работа помогла кому-то потешить свои амбиции. Но давайте по фактам. Вы, Михаил Петрович, знали, что мы с отцом занималась этой темой?
Он ничего не сказал, посмотрел на меня внимательно с долей сочувствия. Но в его глазах притаилась досада.
И вот тут я начала нервничать.
– Да, я знал, что вы с отцом публиковали некоторые статьи, – сказал он осторожно, – но подробностей не знал, нет. А Алексею я доверяю. Понимаете, он представил документы по всем правилам. Оформил как надо. У меня не было никаких сомнений в том, что он автор работы и методики в целом. Он легко оперировал фактами, деталями…
– Да, я прекрасно видела презентацию – только в качестве зрителя, – сухо констатировала я, чувствуя, как щеку печет от яростного взгляда мужа.
– Послушайте, – заговорил ректор, – я вас обоих уважаю, но сейчас, в момент, когда университет на грани серьезных репутационных потерь, я прошу вас как-то договориться ради университета, ради нашей кафедры, ради тех, кто работал под вашим началом. Ради вашей матери… Я прошу вас найти компромисс.
– Компромисс? – эхом отозвалась я. – В каком смысле?
Упомянуть мою мать было низостью. Вот она бы точно ничего подобного не потерпела.
– В прямом, – произнес ректор, и взгляд его, наконец, встретился с моим. Он был твердым как камень. – Я прошу вас, Лидия Анатольевна, отказаться от публичных претензий, не поднимать бурю, позвольте Алексею вести проект до конца. Фарафонов уже не участвует, но у нас есть шанс найти других инвесторов, и возможно, в итоге нам удастся вернуть и Фарафонова в строй. Вообще, дело даже не в этом конкретном проекте. Вы же понимаете, мы не можем позволить, чтобы научное сообщество увидело скандал? Вы представляете, какое позорное клеймо падет на наш университет, если вы начнете поднимать волну?
– Скандал? – переспросила я. – То есть я должна молчать? А если… А если я скажу, что не откажусь? Если я буду бороться за свое авторство?
Ректор тяжело вздохнул, и этот вздох сказал больше, чем любые слова.
– Ну что ж, Лидия Анатольевна, тогда вы получите имя на бумаге. Возможно, вам удастся доказать авторство. Но могу я быть с вами честным?
Это был риторический вопрос – и я кивнула, чтобы он продолжал…
– Буду с вами честным – мы не сможем вас больше поддерживать. Вы вернете имя, но потеряете всё остальное – поддержку научного сообщества, место на кафедре. Всё потеряете, потому что, хотим мы этого или нет, мир устроен жестоко, репутация университета на первом месте, а всё остальное – после. Простите, но так будет лучше для всех.
– Да, – прошептала я, чувствуя, что надежда угасает внутри. – Конечно, всё во имя университета, как же иначе?
Спорить с ректором дальше?
Смысла в этом я не видела. Поэтому медленно поднялась, поблагодарив за этот пустой разговор. Ректор даже не шелохнулся, когда я шла к двери. Алексей – и подавно.
Они остались в креслах друг напротив друга. Двое мужчин, двое союзников, двое людей, которым неинтересно, как женщина теперь будет жить, с чем останется, что она потеряет.
Главное, чтобы всё выглядело прилично.
И уже у самой двери меня словно током ударило.
В голове всплыл голос матери. Столько лет назад она смотрела на Алексея с гордостью, как на самородок. Говорила, что он перспективный, честный человек, который сможет повести за собой.
Гордость факультета, будущее университета.
А я тогда верила ей. А сейчас передо мной сидел тот же мужчина – только он уже не честный, но перспективный. Что ж, этого не отнять. Он умелый приспособленец, который оказался в нужное место в нужное время.
И цинично воспользовался всеми возможными шансами.
А я? А я просто стала проблемой.
Я закрыла за собой дверь и поняла, что здесь мне больше не место.
Всё. Это моя точка невозврата.
Стояла в коридоре и слушала, как за дверью продолжается разговор.
Не знала, что делать, куда идти. А они наверняка имели точный план. И не сомневались, что я сделаю так, как надо им.
Я остановилась у окна в небольшой, скрытой от чужих глаз, нише, чтобы отдышаться. Тишина была давящая, когда-то родные стены давили. Всё было на своем месте. Только теперь это было не мое место. Хотелось сбежать. Я чувствовала себя здесь лишней, чужой.
Но куда бежать? Я не имела понятия.
Внутри зияла дыра, мыслей не было, только мерзкий ком забивал горло.
Шаги за спиной заставили меня вздрогнуть. Я не оборачивалась. Зачем? И без того знала, кто это. Алексей подошел, остановился за моей спиной, и я почувствовала, как его рука коснулась моего плеча.
– Давай всё обсудим, – проговорил сухо, глаза блестели злорадством.
Ведь он победил. Именно так всё и выглядело. Он одержал верх.
– Что ты хочешь обсудить? Мне всё понятно. Всё уже решено за моей спиной. Вы с ректором уже объединились против меня, и мне ничего не остается, как отступить.
Он помрачнел, но ступил ко мне ближе.
– Так что ты решила, Лида? Что ты будешь делать? Давай мы… Давай ты позвонишь Вадиму Фарафонову и всё ему объяснишь? Выбор у тебя невелик: или ты помогаешь нам, или остаешься одна.
– Одна? Ты об университете… или о разводе? Говори точнее, – потребовала я и вскинула подбородок.
– А есть разница? – обдал он меня холодным взглядом. – Ты либо с нами. Защищаешь репутацию семьи и университета. Либо остаешься одна. Я не остановлюсь, учти. Я у тебя всё отниму. Тебе не победить. Подумай, что ты теряешь!
– Это выбор без выбора, – качнула я головой. – Как ты можешь? Угрожаешь мне? Ставишь перед таким выбором? Как тебе не стыдно?
– Хватит, Лида! Прислушайся к словам ректора. Мир жесток! И побеждает тот, кто успеет ухватить свой шанс и бороться за него. Я не отказываюсь от семьи, если ты сделаешь верный выбор. Всё будет как прежде. Подумай, Лида. Ты хочешь остаться одна? Или сохранить то, что у тебя еще осталось? Пойми, твою борьбу никто не поддержит.
