Развернув черный фантик, я положила конфету в рот.

На вкус она была горькой.

Глава 2. Разрушенный мир

Такси петляло по ночному городу, а я прижимала ладонь к холодному стеклу, словно пытаясь удержать что-то ускользающее. Пока мы ехали, дождь забарабанил с новой силой. Будь я сейчас снаружи, капли смешивались бы со слезами на моих щеках, маскируя их, но я находилась внутри авто.

Мне было стыдно, но водитель видел, что я плачу. Да и разве можно не заметить черные следы от туши? Это не наращенные ресницы, которые я сняла несколько месяцев назад, чтобы дать глазам отдохнуть.

Я зло усмехнулась. Черт, так, может, во всем виноваты ресницы?

— Так куда едем, мадам? — Водитель уже в третий раз бросал встревоженные взгляды в зеркало заднего вида.

— Просто… езжайте, — попросила я приглушенно. — Не беспокойтесь, я хорошо заплачу. Деньги у меня пока есть.

Обреченно откинувшись на спинку сиденья, я на миг закрыла веки. Не могла вернуться домой. Только не сейчас. Не туда, где на прикроватной тумбочке лежала его зарядка, в ванной стояла вторая зубная щетка, а в гардеробной висели его вещи с едва уловимым запахом его духов.

Снаружи мелькали огни рекламных вывесок. В одном из окон второго этажа мерцали желтые огни гирлянды. На соседнем балконе свет падал на влюбленную пару. Они целовались, пока в его руке тлела сигарета — яд для любого здорового человека.

Не сумев совладать с собой, я резко отвернулась и перевела взгляд на другую сторону улицы. Губы искривила горькая усмешка. На витрине свадебного салона красовалось пышное белоснежное платье. Пластмассовая модель в блондинистом парике также имела фату.

Свою фату на верхней полке в гардеробной вместе с платьем я хранила все эти пятнадцать лет.

— Ты уверена, что хочешь показать ему платье до свадьбы? — Мама поправляла фату, прикрепив ее заколкой к моим волосам. — Ты же знаешь примету…

Кружась перед зеркалом, будто сумасшедшая, я счастливо рассмеялась. Платье с кружевными рукавами облегало мою тонкую талию как вторая кожа.

— Мам, ну мы же в двадцать первом веке живем. Неужели ты до сих пор веришь в приметы? И потом, Максим точно не из тех, кто сбежит.

— Сбежит, не сбежит, — тихо ворчала мама с улыбкой. — Иди уже, зятек, посмотри на свою невесту.

Невестой я была самой прекрасной. Макс и правда от меня не сбежал. В день нашей свадьбы мы оба стояли в зале для бракосочетаний и принимали самое главное решение в своей жизни. Удивительно, но у него тогда дико тряслись руки, отчего подпись в свидетельстве о браке получилась корявой.

Но еще до того, как нам вручили первый общий документ, эффектная дама говорила длинную речь. На ее слова о болезни и здравии мой будущий муж ответил шепотом и так, чтобы его услышала только я.

Он сказал, что никогда меня не оставит.

Из ЗАГСа Макс выносил меня на руках. Пережив фотосессию в специально отведенной для этого комнате, мы были готовы на счастье получить в лоб рисом и монетками.

Впрочем, нашлись и те, кто бросал в нас лепестки роз. Спустившись по ступеням вниз, мой тогда уже муж закружил меня под ликование родственников и друзей и с улыбкой прошептал мне прямо в губы:

— Я буду любить тебя, даже когда мы станем двумя старыми пеньками. И знаешь, наши корни точно будут сросшимися.

Более романтичного признания в любви я больше от него не слышала никогда.

— Остановите здесь, — попросила я, заприметив центральную арку городского парка.

Оставив водителю щедрую оплату (кажется, сгребла всю наличку, что еще оставалась в кошельке), я вышла на пустынную аллею. Здесь, под этими старыми дубами, мы гуляли с коляской, когда Кате было три месяца. Максим тогда боялся даже прикоснуться к крошечной дочери — такой хрупкой и маленькой. Когда я впервые взяла ее на руки в роддоме, мне казалось, что она может сломаться от одного моего неловкого движения.

— Ты представляешь, — говорил Макс, осторожно проводя пальцем по щеке спящей Кати, — мы теперь навсегда связаны. Ты, я и эта малышка. Никто и ничто нас не разлучит.

Я шла по мокрым дорожкам аллей, не замечая, как холодная вода просачивается сквозь тонкую подошву туфель. Где-то впереди громко смеялись.

Увидев невдалеке молодую пару — ему на вид было лет двадцать пять, ей, наверное, двадцать, — я остановилась. Они кружились под фонарем, будто безумные, брызги от лужи летели во все стороны.

Вскинув руки, девушка так задорно хохотала. Ее вьющиеся рыжие волосы рассыпались по плечам водопадом. Но в один миг они остановились, парень подхватил ее за талию и осторожно поцеловал прямо в губы. Они замерли в этом поцелуе, не замечая ни дождя, ни прохожих, ни времени.

Идти вперед и дальше не получалось. Я будто наткнулась на невидимую стену, преодолеть которую не могла. А мы ведь тоже когда-то так гуляли. И тоже целовались на улице прямо у всех на глазах. Петляли по паркам и аллеям, занимали лавочки под фонарями.

Однажды Макс даже снял с себя джинсовку и расстелил на мокрой скамейке, чтобы я могла на нее сесть. Тот его жест я считала поступком благородного рыцаря.

— Когда-нибудь я построю тебе дом, — обещал он, обнимая меня за плечи, крепко прижимая к себе. — С большим садом, зеленым забором и качелями для наших детей.

— Обязательно. — Доверчиво прижавшись к его груди, я слушала уверенный стук его сердца. — Только будь со мной всегда, ладно?

Телефон в сумочке завибрировал, оповещая о новом звонке. Раскрыв ее, я достала мобильник. Крупные капли срывались с деревьев прямо на экран, пока на нем подсвечивалась Катина фотография. Дочка счастливо улыбалась, глядя на меня его глазами.

— Мам, а вы где? — голос дочери звучал сонно. — Вожатые выдали нам телефоны на полчаса. Я звонила папе, чтобы пожелать спокойной ночи, но он не отвечает.

Я сглотнула ком в горле и постаралась сделать голос нормальным:

— Мы не вместе, но я скоро буду дома. Встречалась с тетей Леной в кафе.

— Вы с папой опять поссорились? — спросила