Я фыркаю. — Я вижу, мы снова почти не разговариваем друг с другом.

Финн слегка улыбается. — Я не хочу вставать между тобой и едой. Мне могут откусить голову.

— Я не откусываю головы. — Я откусываю первый кусочек и пританцовываю на своем месте. — Это потрясающе.

— Женщина, которая не откусывает головы, не танцует, когда ест. — В уголках его глаз появляются морщинки. — Там, в Вирджинии, я видел тебя сердитой только тогда, когда ты была голодна.

— Я действительно не хочу говорить о том времени в нашей жизни. — Я запихиваю в рот еще одну ложку шакшуки.

Финн кивает, за столом воцаряется тишина, пока мы едим.

Так будет лучше. Мы должны помнить, кто мы друг для друга, и оставить все как есть.

Я доедаю еду так быстро, как только могу. Как только я заканчиваю, я встаю из-за стола и беру свою пижаму.

Финн продолжает есть, пока я направляюсь в туалет, чтобы приготовиться ко сну.

Я не лгала, когда сказал ему, что день был долгий и я хочу спать.

Но я и не говорила всей правды.

Я ни за что не смогу сидеть с ним в темном гостиничном номере, смотреть фильм и притворяться, что между нами все по-прежнему. Только не после событий последних двадцати четырех часов.

Когда я наконец ложусь спать, Финн сидит на ближайшей к балкону кровати с пистолетом в руке. По телевизору крутят какой-то старый фильм, тихие голоса наполняют безмолвную комнату.

Он смотрит на меня, когда я забираюсь под одеяло, пистолет все еще у него в руке. — Спокойной ночи, Ава.

Как только я натягиваю одеяло до подбородка, его внимание переключается на окно.

Дрожь пробегает по моей спине, когда его лицо превращается в непроницаемую маску.

О ком, черт возьми, он так беспокоится?

Глава 7

ФИНН

Ава резко втягивает воздух, когда я паркую машину перед нашим новым домом. Она поворачивается ко мне, ее глаза расширились, как блюдца. — Не может быть, чтобы это был наш дом. Ты издеваешься надо мной.

Нет, но я бы хотел трахнуть тебя снова.

— Это наш дом. — Я выхожу из машины и направляюсь к сейфу. Пока я набираю код, чтобы получить ключи, Ава начинает вытаскивать свои сумки из машины.

Я понимаю, почему она подумала, что этот элегантный черный дом не будет нашим. Нам пришлось проехать через ворота, чтобы попасть сюда. Ворота означают жизнь в роскоши, даже если дом меньше всех остальных, окружающих его.

Или же для недавно вышедшего на свободу заключенного эти ворота означают какую-то дурацкую шутку его отца.

— Какие огромные окна. — Она приподнимает солнцезащитные очки, чтобы получше рассмотреть, и несет чемоданы к двери. — А это красное дерево с черным камнем? Как будто твой отец знал, каким был дом моей мечты, и воплотил его в жизнь.

Когда я смотрю на дом, я не вижу того, что видит она. Я не могу.

Все, что я вижу, когда смотрю на дом, — это объятия моего отца, обвившиеся вокруг моей шеи. Я марионетка, а он продолжает дергать за ниточки.

И я ничего не собираюсь с этим делать. Я ничего не могу сделать.

По крайней мере, если это ее представление об идеальном доме, она не будет несчастна, живя здесь.

Может быть, мне даже удастся убедить папу позволить ей купить дом, когда наше соглашение расторгнется.

— Это действительно дом твоей мечты? — Я открываю высокие двойные двери и распахиваю их. — Это мой кошмар. Мы слишком близко к другим людям. Я бы хотел, чтобы мы были в лесу. Я не хочу видеть своих соседей.

Она фыркает совсем не по-женски, когда я беру у нее чемоданы. — Меня это нисколько не удивляет. Ассасин хочет жить в лесу, чтобы никто не знал, кто станет его следующей целью? Звучит очень по-твоему.

— В твоих устах это звучит ужасно.

Она пожимает плечами и ведет меня в дом. — Я не знаю, смогла бы я провести свою жизнь в изоляции от других людей. Жизнь в лесу может быть приятной, но не тогда, когда это означает никогда никого больше не видеть.

Я ставлю наши сумки на пол в массивном вестибюле, любуясь сверкающими полами из белого дуба и кремовыми стенами. Черная отделка и двери подчеркивают дом, делая его похожим на место, в котором я бы никогда не стал жить.

Здесь слишком чисто и просторно. Особенно после цементных полов и стен из шлакоблоков. Решетки на окнах и недостаток солнечного света.

Этот дом слишком неуютный. Слишком отличается от места, которое я называл домом последние три года. Никогда не думал, что буду скучать по тюрьме.

Ава бредет на кухню, а я следую за ней. Она проводит пальцами по столешнице из разделочных досок и открывает несколько черных шкафчиков. — Похоже, это место полностью укомплектовано всем, что нам может понадобиться. Хотя, не совсем в моем стиле. Как долго мы собираемся здесь пробыть?

— Пока я не закончу работу. — Я оглядываю кухню, замечая маленькую черную точку в верхнем углу комнаты.

Ублюдок.

Я прохожу по комнатам, огибая замшевые диваны и кожаные кресла. Снимаю картины со стены, заглядывая за них в поисках других крошечных камер. В каждой комнате, которую я разбираю, их по крайней мере две.

Ими покрыто большинство комнат.

Папа может видеть нас со всех сторон. Он может смотреть все, что захочет. Будут бесконечные часы отснятого материала, который можно будет использовать против меня, если я не уберу отсюда все камеры до единой.

За все годы, что он контролировал мою жизнь, я не знаю, чувствовал ли я себя более оскорбленным, чем сейчас.

Направляясь в главную спальню, я достаю свой телефон. Мой большой палец ударяет по экрану, когда я набираю номер, которого, как я надеялся, мне удастся избежать.

Телефон звонит несколько раз, прежде чем его соединяют. В трубке слышится тихое дыхание, но человек на другом конце провода ничего не говорит.

Конечно, он бы не стал. Еще одна гребаная интеллектуальная игра из "Книги отцов-психопатов".

— Привет, папа. — Я стою в ногах огромной кровати и смотрю на комод в другом конце комнаты. Над ним висит зеркало, по верхнему краю которого свисают засушенные цветы. — Тебе нравится представление?

От его горького смешка волосы у меня на затылке встают дыбом. — Очень. Ты выглядишь сумасшедшим, когда ходишь вокруг и проверяешь, нет ли камер.

— Мне не пришлось бы проверять, нет ли их, если бы ты не чувствовал необходимости шпионить за мной. — Я пересекаю