тоном, — несовершеннолетний ребёнок не должен находиться у постороннего лица без официального, документально подтверждённого разрешения законных опекунов или органов опеки. Это процедура.
— Я не посторонний, — ответил я с такой стальной, неоспоримой уверенностью, что Мария Фёдоровна невольно отступила на полшага. — Я её отец.
— Он врёёт! — её голос сорвался на визгливый, почти истеричный шёпот. — У неё отец погиб! Геройски погиб! А этот просто. просто выдумал себе...
— Врёте вы, Мария Фёдоровна. И вы это прекрасно знаете. Вероника сама мне это сказала сегодня днём. А через два дня придёт результат теста ДНК. Вот тогда и посмотрим, во всей юридической красе, кто из нас здесь лжец.
Участковый тяжело вздохнул, явно уставший от этой семейной склоки, в которую его втянули в конце смены. — Покажите ребёнка, — коротко приказал он, жестом показывая, что разговоры окончены.
Я молча кивнул и провёл их по короткому коридору. Осторожно, стараясь не издать ни единого звука, приоткрыл дверь в детскую. В тёплом, приглушённом свете ночника, без которого Алёнка боялась засыпать, было отчётливо видно, как она спит. Её светлые волосы растрепались по подушке, создавая нимб вокруг головы, одна рука сжимала край одеяла, а другая крепко обнимала нового розового пони. Её лицо было абсолютно спокойным, губы чуть приоткрыты в безмятежном сне. Она выглядела таким чистым, хрупким и беззащитным существом, так далёким от этого грязного взрослого мира обид, ненависти и лжи.
Участковый заглянул в комнату, и его напряжённая, официальная поза, наконец, смягчилась. Суровые складки вокруг рта разгладились. — Всё, я всё вижу. Ребёнок находится в безопасной обстановке, спит, признаков опасности для жизни и здоровья или ненадлежащего содержания не наблюдается. Гражданка Назарова, — он повернулся к бабушке, и в его голосе зазвучала отчётливая укоризна, — если мать ребёнка действительно дала устное разрешение, то формальных оснований для заявления о похищении на данный момент нет. Вам следует уточнить эту информацию непосредственно с дочерью, как только представится возможность. А вам, — он снова посмотрел на меня, и его взгляд стал строгим и назидательным, — я настоятельно рекомендую в самое ближайшее время оформить все вопросы официально, через органы опеки или суд, чтобы избежать подобных недоразумений и более серьёзных последствий в будущем. Спокойной ночи.
Он развернулся и твёрдыми, чёткими шагами направился к выходу. Мария Фёдоровна постояла ещё мгновение в дверном проёме. Она не произнесла ни слова, но её взгляд, полный такой немой, лютой, беспросветной ненависти, был красноречивее любых криков и оскорблений. Казалось, она пыталась сжечь меня дотла одним лишь этим взглядом. Затем она резко, почти по-солдатски, развернулась и, громко шаркая ногами, поплёлась вслед за участковым, лишь процедив сквозь зубы: «Вероника дура безголовая, и ты такой же. Угробите ребёнка, потом не просите о помощи».
К чему она сказала это, я так и не понял, будто ей просто надо было, чтобы за ней осталось последнее слово.
Я закрыл входную дверь, повернул ключ, щёлкнув замком на два оборота, и задвинул цепочку. Прислонился спиной к прохладной деревянной поверхности, закрыл глаза и выдохнул, пытаясь заглушить бешеный стук собственного сердца, отдававшийся в висках. Адреналин медленно отступал, оставляя после себя тяжёлую, давящую усталость и горькое послевкусие. Что за ненормальная особа. Я так до сих пор и не понял, почему она меня так ненавидит.
Глава 16
Утро началось с телефонного звонка. На дисплее светилось «Шилов». Я потянулся к телефону, чтобы поскорее отключить звук — Алёна ещё спала в соседней комнате.
— Слушаю, — пробормотал я, моргая и потирая глаза, чтобы прогнать остатки сна.
— Волков, привет. Как ты? Когда на работу выходишь? — голос напарника звучал бодро, по-деловому.
Я сел на край кровати, провёл рукой по лицу. — Придётся отпуск взять. Недельку, наверное. Сложности тут появились.
— Какие ещё сложности? — Шилов тут же насторожился. — Надеюсь, не со здоровьем? Голова не беспокоит?
— Нет, с головой всё в порядке. Дочка у меня появилась. Пока мать в больнице, буду присматривать.
В трубке на секунду воцарилась тишина, а затем раздался низкий, одобрительный смех. — Ну, надо же! Так тебя, значит, можно поздравить?
Я не смог сдержать улыбку. В голосе Шилова не было ни капли недоверия или иронии, только искреннее участие. — Можешь и поздравить.
— Ну, поздравляю, папаша! — Шилов хмыкнул. — Слушай, ты начальнику позвони, предупреди. И заявление на отпуск, ясное дело, написать надо. По всем правилам.
— Да, заеду сегодня, — пообещал я.
— Ладно, не болей. Если что — звони. Передавай привет своей… дочке.
Я положил трубку и снова лёг, глядя в потолок. Разговор с Шиловым как-то приземлил, сделал реальностью всё, что происходило. Да, я отец. Да, у меня теперь есть дочь. И это не сон.
Примерно к десяти Алёна проснулась. Я как раз заканчивал утренний кофе, когда из её комнаты донеслось босоногое шлёпанье по полу. Она вышла, вся такая заспанная, в своей новой пижаме с единорогами, и, не говоря ни слова, подошла ко мне и протянула ручки. Я подхватил её, и она тут же обвила мою шею, прижавшись тёплой щекой к плечу.
— Доброе утро, папочка, — пробормотала она, и моё сердце снова сделало сальто.
— Доброе утро, солнышко. Будешь завтракать?
Она кивнула и снова прижалась щекой, закрыв глаза, будто решила досмотреть сон у меня на руках.
На кухне я усадил её за стол и задумался. — Что ты любишь на завтрак?
— Кашу, — ответила Алёна. — Бабушка всегда кашей кормила.
Я открыл холодильник и с сожалением осмотрел его почти пустые полки. Яйца, пачка молока, палка колбасы… Ничего особо подходящего для ребёнка. — А омлет будешь? — предложил я. — Я тебе омлет приготовлю, как моя мама, твоя бабушка, мне в детстве готовила.
Алёна пожала плечами, давая добро. Пока я взбивал яйца с молоком, она болтала без умолку. Надо сказать, повар из меня был не самый лучший. Мне проще было сварить пельмени или макароны по-флотски сделать, но сейчас я подошёл к делу ответственно. — Мама мне иногда хлопья с молоком покупала, с ягодками. Это очень вкусно! Но бабушка сказала, что это химия, и высыпала в мусорку. А ещё мама очень вкусные ватрушки печёт, с творогом, и сверху сахарная пудра.
— Ну, ватрушки печь я не умею, — признался я, выливая смесь на сковороду. — Сам их обожаю. С удовольствием бы попробовал.
— Так, маму выпишут, и она испечёт, — с полной уверенностью заявила Алёна. — И накормит тебя.
Я замер на секунду с лопаткой в руке. Из её слов следовало, что она абсолютно уверена: теперь мы будем жить все вместе. Раз папа нашёлся, значит, так и должно быть. Простая, детская