Герман молча смотрит на мое демонстративное непослушание.

В дверь стучат, и не успеваем мы с Германом успеть отреагировать, как в кабинет заглядывает Карим.

- Я уже поговорил с бухгалтером, - сообщает он Герману. – Хочу рассказать тебе, что думаю об этом. Пойдем обсудим?

Герман трет переносицу так, будто сдерживает раздражение.

- Карим, - говорит мой бывший муж с нажимом. – Я уже давал тебе понять, что хочу разобраться здесь со всем самостоятельно. Не знаю, зачем ты приперся сюда сегодня со мной. Как будто тебе заняться больше нечем.

Карим покрывается багровыми пятнами.

- Но это был мой проект… - все-таки возражает он.

Герман безразлично пожимает плечами. Его как всегда не волнуют чужие чувства.

- Мы уже обсудили это. Не мешайся под ногами. Если хочешь копаться в бухгалтерии – на здоровье. Но свое мнение я составлю сам без твоей помощи. А обсудим все после.

- Как скажешь, - бесцветным голосом соглашается Карим.

Извинившись, он покидает кабинет, оставляя меня с бывшим мужем наедине.

И как этого грубияна окружающие терпят? Неужели он всегда был таким злым? Выходит все два года, до последнего дня он притворялся со мной совсем другим человеком.

Герман встает и подходит к столу. Останавливается за моей спиной, опуская руки на спинку стула.

А я чувствую, будто он сжал эти руки на моем горле.

- Открывай финансовый отчет за первый квартал этого года и зачитывай его вслух, - снова командует он. – Когда закончишь, открывай отчет за следующий квартал и зачитывай его.

Он что издевается?

- Ты читать разучился? – уточняю я, ощущая, как у меня на спине волоски встают дыбом.

Потому что мое тело воспринимает стоящего сзади бывшего как прямую опасность.

Так и есть. Он опасный и безжалостный хищник, который может напасть в любой момент.

- Открывай отчет и читай, - повторяет Герман с нажимом. – Иначе наши договоренности не в силе, и мы возвращаемся к необходимости подключить к сделке Давида.

Прикусываю язык.

Как же мне это вынести?

Щелкаю мышкой, и открываю папку с квартальными отчетами. Нахожу нужный документ, и вывожу его на экран перед собой.

Как дура зачитываю один показатель за другим. Просто куча цифр, которые на слух и воспринять-то сложно. Он мог попросить сразу перейти к сводным таблицам и графикам. Там хоть суть сразу ясна.

Но он не позволяет мне этого. Просто продолжает молча стоять за моим креслом, фиксируя его руками так, что я даже отодвинуться от стола не могу, и слушает, как я читаю вслух весь многостраничный отчет в мельчайших подробностях.

К концу рабочего дня цифры перед моими глазами уже просто плывут. Несколько раз я спотыкаюсь, и Герман требует перечитать для него таблицу заново.

- Здесь ошибка, - заявляет он на очередной таблице. – Случайно или намеренно, но информация внесена неверно.

- Что? Где? – я склоняюсь ближе к таблице, которую зачитывала, пытаясь найти, о чем он говорит.

Мне ведь знакомы эти отчеты. Я сама изучала их не раз, и ничего неправильного не нашла.

- Вот здесь, - Герман тычет пальцем в один из столбцов. – Здесь должны быть другие числа. Перешли мне на почту этот отчет.

- Что ты увидел? Где ошибка? Все вроде правильно… - я продолжаю смотреть на не понравившуюся Герману таблицу.

- Просто я умею считать, а ты нет, - говорит бывший муж. – Заметить сложно, потому что итог сошелся, но если знать куда смотреть…

С досадой прикусываю язык. Все равно он мне не скажет, в чем дело.

- На сегодня ты свободна, - заявляет он, отпуская наконец спинку моего стула.

И я ужасно хочу ответить ему какой-нибудь колкостью. Но еще больше хочу наконец сбежать от него подальше. Поэтому быстро забираю свои вещи, и чуть ли не бегом, пытаюсь покинуть кабинет.

- К любовнику торопишься? – спрашивает стоящий у окна Герман, заставляя меня споткнуться на пол дороги.

- Что? – шокировано переспрашиваю. Потому что наглость этого человека никак не желает уместиться у меня в голове.

- Ты ведь спишь с этим Глебом, верно? – Герман награждает меня очередным презрительным взглядом. – Никогда не поверю, что ты верна Давиду. Наверняка спешишь успеть перепихнуться с любовником, прежде чем вернуться домой к мужу.

15

Мне становится даже жаль этого человека. В его картине мира одно зло.

Есть люди, живущие в розовых очках. А вот у Германа похоже очки черные, мутные, да вдобавок еще и разбитые.

Столько в нем жестокости.

- Я иду к человеку, которого люблю больше жизни, - признаюсь ему с искренней улыбкой.

Это чистая правда. Из офиса я поеду в детский сад забирать дочь.

Герман каменеет. Мой ответ сбил его с толку.

А я не жду дальше его реакции. Мне правда пора.

В отличии от Воецкого, у меня есть семья, в которой никто не жалит друг друга злыми обвинениями.

И я спрячусь в ней от его холода. Отогреюсь в улыбках мужа и дочери.

Чем спасаешься ты, Герман? Как зализываешь свои раны? Или твое сердце настолько окаменело, что ты ничего больше не чувствуешь?

Только бы он не узнал о Даше. Сама я справлюсь, вынесу боль от его нападок. Но если он скажет что-то плохое о моем ребенке, то я его просто убью. В прямом смысле.

Эгоистичный шепоток в голове подсказывает, что о дочери Герману лучше не знать еще и потому, что я не собираюсь делить ее с ним. Он этого не заслужил.

- Пойдем, Дашуль, почитаем сказку, - зовет дочку Давид после ужина.

Сегодня он вызвался уложить ее спать.

- Про ледяную кололеву! – требует Даша, задирая подбородок и изображая злодейку из своей любимой сказки.

Понятия не имею, почему она так зациклилась именно на этой дурацкой истории.

Но у меня внутри все просто переворачивается, потому что, подражая Снежной Королеве, малышка точно воспроизводит мимикой надменный прищур Германа.

А Давид как-то особенно задумчив сегодня. И мне приходится по два раза повторять все, с чем я к нему обращаюсь.

На следующее утро за завтраком он садится за стол с пустой кружкой, забыв наполнить ее чаем.

- Что с тобой? – спрашиваю я, забирая кружку, чтобы заварить мужу чай.

- Я все думаю кое о чем… - рассеянно отзывается он. – Тебе не