— И как ощущения? — Кажется, Барби все еще не верит, что я не сочиняю все это на ходу специально для нее.

— Быстро. Неуклюже. Бессмысленно. А через час я уже «решал вопросы». Все.

— Мне теперь захотелось узнать про второй, — она стреляет в меня глазами.

Она пьянеет — движения становятся чуть более плавными, чуть более… кошачьими. Крис ёрзает на стуле, и шелк блузки снова предательски обрисовывает ее грудь. Я почти физически вижу, как под тонкой тканью напрягаются соски от вечерней прохлады и ту маленькую железную штуку в одном из них. Или это реакция на мои взгляды?

— Какую звезду ты трахал в своем воображении, ммм? — Крис проводит языком по губам, слизывая вино. Я на секунду теряю суть вопроса, рефлекторно повторяя то же движение. — Авдеев?

— Никогда такой херней не страдал.

— Так не бывает! Все мальчики дрочат на каких-то киношных красоток или моделей. Ну и на всяких там героинь компьютерных игр, но это особенный случай.

— Прости, Барби, но другого ответа у меня не будет. — В чем прикол дрочить на женщину, которую даже в теории невозможно потрогать? Хотя, в свое время была возможность познакомится с парочкой моделей мирового уровня — и… не вставило. Потому что даже вот эти наши с козой словесные шахматы — гораздо более порногорафичны, чем фантазии о том, что под платьем у любой другой женщины.

— Вы зануда, Вадим Александрович.

— Ну а ты кого представляла, Барби?

Она на минуту задумывается, закатывает глаза, перебирая в голове из множества вариантов.

— Наверное… Чаще всего… — нарочно тянет время, думая, что может меня этим зацепить. Но я реально не представляю, как можно ревновать к такой ерунде. Тем более — явно сильно не свежей. — Роналдо.

— Это который футболист?

— Да. Красавчик же, я ради него даже пару раз на футбол сходила!

— Так, все, я понял — Марк точно не будет гонять мяч.

— Ревнуешь, Тай?

Нет, но ей же так хочется, что от нетерпения подрагивают кончики пальцев, которыми держит тонкую ножку бокала.

— Немного, — поддаюсь.

Она триумфально допивает вино и просит еще.

Примерно через полчаса, за которые мы забрасываем друг друга вопросами — в какой-то момент ловлю себя на мысли, что втягиваюсь и чувствую азарт — предлагаю перебраться на другую часть террасы. Коза начинает зябко ежится, но в номер наотрез отказывается возвращаться.

Мы устраиваемся на диванчиках, перед огнем в какой-то огромной медной чаше.

Крис, ни секунды не медля, забирается ко мне на колени, счастливо мурчит, когда набрасываю ей на плечи плед. Ощущать ее в своих руках такой податливой и мягкой — отдельная степень удовольствия, потому что поддается она редко.

Даю Крис немного выдохнуть, написать десяток сообщений няне. Елена Павловна тут же присылает парочку видео с Марком — на одном наш сын весь перепачкан кашей и с таким грозным выражением лица, что Барби тут же тычет в нас обоих пальцами и говорит:

— Вот, Авдеевская порода!

— Я старался, — не могу не дать ей повод для очередной шпильки.

Няня пишет, что Марик явно решил взять их всех там измором, и что с ложкой без фокусов он подпускает только меня. Крис снова смеется, я снова напоминаю, что гены пальцем не раздавишь.

Тяну время, потому что хочу подержать ее еще немножко вот такой.

Хуй его знает, как отреагирует на мой следующий вопрос, но задать его нужно.

— Расскажешь, почему так его не любишь?

— Кого?

— Этот день.

Она на секунду замирает, а потом все-таки расслабляется, хотя и явно не без заметных усилий.

— Это старые истории. Ничего важного.

— Для меня важно.

Она легка отстраняется, чтобы смотреть мне в глаза. Ищет там что-то.

— Зачем тебе это, Тай?

— Хочу понимать, где расставлены твои мины. — Здесь довольно уютно, но порывы ветра иногда влетают в наши лица, и прямо сейчас один такой взбивает ее волосы. Приходится мягко отвести их от ее лица.

— Зачем? — повторяет свой вопрос Барби, вряд ли осознавая, что инстинктивно трется щекой об мою ладонь. — Хочешь поиграть в сапера?

— Для начала — не хочу наступать, — озвучиваю, как мне кажется, более реалистический прогноз наших отношений на ближайшее время. Но в будущем — конечно, и разминировать тоже.

— Их много, Тай. — Она грустно улыбается. — Заебешься вывозить.

— Расскажешь? — Прижимаю ее покрепче.

Кристина вздыхает. Какое-то время собирается с силами.

Я почти уверен, что дело в ебучем Таранове, но форсировать все равно не буду. Пусть сама решает с чего начать — у всех нас есть истории, которые мы не хотим рассказывать, но если уж приходится — то хотя бы на своих условиях.

Она начинает издалека — про детство, про то, что отец регулярно устраивал ей праздники, на которые приглашал всех своих друзей и детей, которых она не знала. Это всегда было красиво и пафосно — она носила корону и платье принцессы, и все перед ней заискивали.

В тот день Таранов задержался. Кристина его очень ждала, потому что очень любила.

А когда он приехал — какая-то из девушек-аниматоров, приняв его за одного из гостей, вышла к нему навстречу и вручила обруч с рогом единорога. Такие были у всех.

Кристина запинается.

Я рефлекторно сжимаю руки чуть крепче.

Бля, уже хочу откопать этого старого пидара и заколотить его обратно, на этот раз — собственноручно.

— Ему не понравилось, — голос Кристины становится убийственно спокойным. Она даже пытается улыбнуться, как будто собирается рассказать веселую историю.

Теперь я уже понимаю, что вот так она защищается, но конкретно сейчас вмешиваться не буду. Сначала мы поставим на ее мины красные флажки, а потом придумаем, что со всем этим делать.

— Он… просто протянул руку, взял ее за запястье… И потом… Что-то хрустнуло. — Барби упирается лбом мне в плечо, обжигая раскаленным дыханием. И снова улыбается — я это просто чувствую. — Она так сильно закричала, что я испугалась и начала кричать тоже. И тогда он просто… ударил ее по лицу.

Крис дергает головой, как будто проживает все это заново.

— Я не очень хорошо все помню, Тай, клянусь, — улыбка резко выветривается из ее голоса, уступая место панике. — Не потому что не хочу с тобой поделиться, а потому что правда не помню. Мой психотерапевт говорит, что это защитная реакция. Что моя голова понимает, что я могу поехать кукухой, если буду все-все помнить, поэтому прячет все под замок и выдает в день по чайной ложке.

— Можешь остановиться, Барби.

— Нет, — упрямо катает лоб по моему плечу. — Я помню,