– Джейк и Лиам придут. Как думаешь, Олли согласится?

– Да, конечно.

Несмотря на все произошедшее, Олли пребывал в хорошем расположении духа. Я боялась, что он в любой момент ринется на дно, но Олли делал именно то, что обещал. Он улыбался.

– Я буду чертовски по тебе скучать. Вот бы вернуться в прошлое и все изменить… довериться другим людям, понимаешь? – призналась Тайлер.

– Когда выйдешь отсюда, найди меня. Я тебе помогу. Ненадолго слетаю в Штаты, чтобы проветриться, а потом вернусь. И останусь в Британии.

– Серьезно?

Я кивнула.

– Ага, я тоже все еще не могу в это поверить.

Мисс Чэндлер обошла класс и собрала тетради с уголков наших парт. Проходя мимо нас, она разрешила нам уйти. Мы с Тайлер поднялись одновременно.

– Будете жить вместе с Олли? А где? У вас ведь нет места, куда вы можете переехать после Долора?

Столько вопросов и так быстро! Я сунула руки в задние карманы джинсов и опустила голову. Жаль, я не распустила сегодня волосы – как удобно было бы спрятать за ними тот факт, что я и понятия не имела, что уготовило для меня будущее. Наверное, мне надо будет найти работу. Я никогда раньше не работала. Может, устроюсь официанткой… а Олли пусть работает над своими стихами. Снимем где-нибудь небольшую квартирку. Они ведь тут тоже сдаются?

– Слышала, у Долора есть спецпрограмма. Помогают тебе встать на ноги, адаптироваться в реальном мире, то есть. – Тайлер пожала плечами, мы вышли в коридор. – Ты ведь подходишь под нее. И под рабочую программу тоже. У них есть и с работой такое.

Я молчала: рукам будто бы чего-то не хватало, потому что я шла без учебников; а вот в голове роилось столько мыслей, столько забот, что она казалась жутко тяжелой. И у меня не осталось времени со всем этим разбираться.

Мы отошли от класса всего на несколько шагов, и Тайлер замерла – здесь мы обычно дожидались Олли.

– Я все решу, – выдохнула я, подергав подол футболки Олли, которую надела с утра. – Я всегда все решаю.

– Что это вообще такое? – спросила Тайлер.

Она прислонилась к стене и смотрела на напечатанное у меня на груди слово.

– Поэтично, – медленно проговорила она. – Что это значит?

– Это футболка Олли, – я чуть расправила свободную футболку и посмотрела вниз. – Начинаю подозревать, что он с ума сходит по этому бренду. Или слову. Тут я не уверена. Он ведь пишет стихи, если помнишь.

– Он поэтик?

Я приподняла бровь.

– Ты хочешь сказать «поэт»?

– Так, значит, он поэт, который пишет поэзию, а поэтично тут… что? Просто прилагательное ко всей этой бредятине?

Я рассмеялась.

– Может быть.

– Не понимаю. – Тайлер покачала головой.

Я почувствовала Олли спиной: меня потянуло к нему, как магнитом. Его тепло окружило меня. Его мятное дыхание обожгло кончик уха.

– Тайлер, – поприветствовал ее Олли.

– Оливер, – кивнула она.

– Видела, что щас было? – спросил он у нее.

Тайлер оторвалась от стены.

– А?

– Я ее даже не коснулся, а она откинулась назад, будто бы зная, что я рядом. Мы на одной волне. Существуем в одном ритме. Это, – Олли провел пальцем по моей шее, – и значит «поэтично».

– Оу, – выдохнула Тайлер, краснея. – Полагаю, в постели он тоже поэтичен!

Она поиграла бровями, и я спрятала лицо в ладонях.

Из горла выполз смешок.

– Над чем смеешься? – спросил Олли.

Он сидел, откинувшись голой спиной на стену: на коленях записная книжка, в руках карандаш, которым он стучал по бумаге.

– О, ни над чем.

Я вернулась к блокноту на столе и записала еще одно слово. Мне снова захотелось смеяться, и я сжала губы, чтобы не дать смешку сбежать. Но поздно. Я расхохоталась и согнулась пополам.

– Да что такое-то? Что ты там делаешь? – допытывался Олли, с любопытством улыбаясь.

По щеке сползла слеза. Я плакала от смеха.

– Так, только не смейся, – предупредила я, указав на него карандашом.

– Хочешь потыкать друг в дружку продолговатыми предметами? – Олли приподнял бровь. – У меня больше.

Вот дает! Я бросила в него карандашом, и Олли проследил за тем, как он летит через всю комнату. Мимо самого Олли.

– Потрясающий бросок, но я вот здесь сижу, – Олли улыбнулся. – Расскажи. Почему ты смеешься?

– Я написала тебе стихотворение, – я пожала плечами.

– Ты написала мне стихотворение, – удивленно повторил он.

– Да, но оно очень плохое.

Олли положил карандаш и откинулся на стенку.

– Давай-ка послушаем.

– Ну уж нет.

Олли опустил подбородок и посмотрел на меня этими своими сияющими глазами.

– Прошу. Никто мне раньше не писал стихов.

– Не зря же стихи должен писать только ты.

– Я не стану смеяться. Обещаю.

– Хорошо. – Я стукнула кулаком по груди и прокашлялась.

Розы черны, небеса ближе к раю.

Когда ты рядом, я намокаю.

Ты – черта моей задницы,

Ви́ски моих напитков.

Как же я смогла заполучить

Такого парня, кретинка?

Я подняла взгляд на Олли, ожидая его реакции. Олли закусил губу и кивнул.

Я чуть склонила голову.

– Ну скажи уже что-нибудь.

– Мия, – выдохнул он, а потом замолчал, не в силах сдержать предательских губ.

На щеках его расцвели ямочки.

– Я не знаю, что сказать.

– Ого, Олли лишился дара речи.

– Я в совершеннейшем ударе, – согласился он, все еще не улыбаясь, хотя сквозь его сжатые губы прорывались смешки.

– А что ты написал?

Олли поднял палец.

– Дай мне минутку, любовь моя.

Он вытянул ноги, сел поудобнее, а потом прислонился головой к бетонной стене. Опустил взгляд – я проследила за ним… и увидела, что у него встал.

– А сейчас ты мокрая? – спросил он, чуть склонив голову и приподняв бровь.

Губы его растянулись в улыбке.

– Потому что стих, конечно, ужасный, но вторую строчку забыть сложно.

Я пожала плечом.

– Все может быть.

– Иди сюда. – Он дернул головой.

Я поднялась, подошла к матрасу и ударилась о него коленями. На мне были только белые трусы и футболка с надписью «Поэтично». Олли пожирал меня взглядом. Предъявлял на меня свои права. Я закрыла глаза и принялась ждать, когда он дотронется до меня, когда его руки пройдут по тому же маршруту, что и взгляд.

Я услышала, как задвигался матрас, а потом дыхание Олли обожгло мне шею.

– А сейчас? – прошептал он, и внутри меня все содрогнулось. –