Он не ответил мне взглядом. Олли смотрел только вперед.

Я отвернулась. Из фургона вышел парень в синем костюме. Зазвенели наручники, и толпа снова зашепталась.

– Черт подери…

– О, Боже…

– А это кто?

– …это Томми.

Томми огляделся, а потом опустил взгляд в землю – обе его ноги теперь упирались в асфальт. Виски его были выбриты, а остатки буйных кудрей собраны наверх. Выдающаяся линия челюсти, острый нос, высокие скулы… какое сложное лицо. Он занял последний стул в заднем ряду. Все взгляды были прикованы к нему. Линч прокашлялся, обращая внимание на себя.

– Оливер хотел бы произнести несколько слов. Потом минута молчания, а потом вернемся внутрь. Поминальную службу Мэдилин Вайзер проведут в ее родном городе, но мы проведем минуту молчания и по ней – завтра, на свежем воздухе.

Я обернулась через плечо на брата Зика, он поднял голову в тот же момент. Наши глаза встретились – взгляд темных глаз прошивал меня насквозь даже через весь двор. Он напомнил мне о том, как точно так же смотрел на меня через всю столовую Зик. Глаза его обрамляла краснота, но нас обоих накрыл покой. Я слегка улыбнулась, и Томми прищурился. На мгновение замер, а потом расслабился. В груди заныло. Где-то внутри взорвалась вспышка боли.

– Я написал в своей жизни немало слов. Больше миллиона, я уверен, – Олли замолчал и с силой сжал края подиума.

Костяшки пальцев его побелели. Он опустил голову. Стоило ему заговорить, и все остальные заткнулись.

– Но то, что я сейчас скажу… этого не хватит. Я могу сказать несколько слов, наполнить тишину стихами, но правда в том, что никакие слова не опишут то, как сильно повлиял Зик на эту жизнь, какой след оставил. Потому что рядом с ним вы могли это почувствовать. Он был другом, воином, умел слушать и подбадривать. – Олли нашел глазами Томми. – Он был братом.

Олли вздохнул и поднял взгляд в небеса.

– Для большинства из нас, – он опустил голову и посмотрел на меня. – Зик был полон любви. Любовь… свет его дней, и мотивация для того, чтобы держать его подальше от дней темных. Зик верил в сказки, в искры, в «и жили они долго и счастливо». Но он также верил в честную, хаотичную, сложную часть любви. Зик умудрялся завидеть ее до того, как я успевал моргнуть. И когда во мне ничего не оставалось, когда я думал, что легче всего будет сдаться… Зик был рядом. Смотрел с надеждой, постоянно говорил, связывал все воедино. Зик и есть любовь. Он напоминает нам о том, что, как бы сложно ни было… какие бы испытания ни бросал в тебя мир… за любовь всегда стоит бороться. – Олли шумно вдохнул сквозь зубы и провел рукой по лицу. – И всегда стоит умереть. Давайте вспоминать о нем без слез. Он хотел бы, чтобы его вспоминали с улыбкой. Чтобы вспоминали его в счастливые секунды, потому что именно в них, в эти редкие моменты, он и будет с нами.

Олли поднял руки и показал жестами: «Люблю тебя, брат. На веки вечные». Я опустила голову, и по щеке моей скатилась одинокая слеза. Я прикрыла глаза.

Облака разошлись, и пошел дождь. Никто не пошевелился. Никто не заговорил. Олли сошел с подиума и посмотрел в небо. Слезы смешивались с дождем, и я боролась с желанием проморгаться. Олли откинул волосы назад и прижал ладони к глазам. Он попросил всех вокруг держаться, а сам готов был рассыпаться на части. Я подскочила с места и побежала к нему: одежда промокла насквозь. Двигаться быстрее не получалось, хоть и очень хотелось. Когда я наконец добралась до него, то сразу обняла за талию и прижалась головой к груди.

Олли прижал меня к себе и уткнулся лицом в шею. Кулаками схватился за рубашку. Мы молчали. Стояли под дождем и дрожали от холода. Дыхание Олли успокаивалось. Я оторвалась от его груди и огляделась: студенты уже разошлись. Томми тоже нигде не было видно.

Олли взял меня за руку, и мы пошли в сторону Долора.

– Это было прекрасно, – прошептала я.

Мы обсохли, согрелись и теперь лежали на кровати лицом друг к другу. В последние дни Олли как-то притих. Интересно, винил ли он и меня в смерти Зика? Он видел, как умирает его друг. Ему пришлось убить Мэдилин.

После мы почти не виделись. Как только я убежала за помощью, нас с Олли разделили: допрашивали в разных комнатах почти целый день. Меня выпустили первой, и я прождала его всю ночь. Он вернулся в комнату ближе к полуночи: разделся и упал на кровать рядом. Обнял меня и держался, словно утопающий за соломинку.

Впервые после смерти Зика я услышала его голос на похоронах.

Олли кивнул.

– Никакие слова не отплатят ему за то, что он для меня сделал.

– Ты был для него примером. Он любил тебя, так сильно тебя любил. Он готов был подарить тебе весь мир.

– В том и дело, Мия. Он именно это, черт подери, и сделал. Я смотрю на этот самый мир прямо сейчас. Я не смог вовремя среагировать. На его месте могла быть ты, – голос Олли задрожал, и он положил руку мне на щеку и посмотрел в глаза. – Он сделал это ради нас. Ради того, чтобы я не провел остаток дней, утопая в слезах и печали. Поэтому я отказываюсь плакать. Он заслуживает гораздо больше, чем проклятых слез. Он заслуживает каждой твоей улыбки. Я заставлю тебя улыбаться до конца твоих дней. Он заслуживает всего смеха, всех украденных поцелуев, всех чувств, и бессонных ночей, и разговоров… он заслуживает того, чтобы мы продолжали жить.

Настоящая Брианна, девочка, которую мы знали под именем Мэдди, поменялась жизнями с девушкой, что использовала ее любовь и верность, как пешки в большой игре. Мы были пешками в ее игре, и закончилась она смертью. Мэдилин поменялась историей болезни с Брианной и не получила нужной помощи. Никто не лечил ее расстройство. Но настоящая трагедия была в том… что Зик не должен был умирать. С самого начала Мэдилин думала, что они с Олли любят друг друга. И по сей день Олли клялся, что никогда не спал с ней… хотя те дни, когда он потерял самого себя, слились воедино. Мэдилин ждала все это время, чтобы наконец привести свой план в исполнение и вернуть себе Олли.

– Мы в последний раз собираемся в лесу, типа, как прощание… – прошептала Тайлер после того, как доктор Конуэй встала у доски во время урока мисс Чэндлер.