Итан закрыл папку.

– Это начало, но я не понимаю, что люди в нем видят.

Я прищурилась.

– Ты в самом деле хочешь это узнать?

– Не-а. – Он положил папку обратно в ящик. – Но у нас появилась, наконец, зацепка!

Наконец.

Месяцы издевательств. И во всем этом виновата Мэдди.

– «Вот каково мне», – прошептала я, пока мы с Итаном шагали в сторону моего крыла.

Почти в четыре утра.

Итан замер на середине коридора.

– Ты о чем?

– Это было написано в записке, которую она положила в чулан. «Вот каково мне». Что она имела в виду? Это про одиночество?

Итан приподнял бровь и покачал головой.

– Не знаю, Джетт, но уже поздно. Тебе нужно отдохнуть. Возвращайся к Олли.

– Но ты ведь хотел провести со мной время? – напомнила ему я.

Итан так торопил меня, а теперь мы стояли посреди коридора, и он что… решил, что уже слишком поздно?

– Кого мы обманываем? Тебе не стоит находиться рядом со мной. Да и с кем-то другим тоже, если честно. Ты должна быть с Мастерсом. Иди к нему. Все в порядке. Может, мне хватило того времени, что мы сегодня уже провели вместе.

– Ты уверен? – спросила я, надеясь услышать то самое слово из двух букв.

Мне нравилось проводить время с Итаном, но я хотела лишь вернуться к Олли, лечь рядом, закрыть глаза и позволить сну завладеть мной.

– Да, – он схватил меня за руку. – Увидимся чуть позже.

Он сжал мою руку и выдавил из себя улыбку.

Мы попрощались, а потом я зашла в комнату Олли. Здесь было темно, но он даже не пошевелился: лежал на том же месте, где я его и оставила. Его буйные коричневые волосы торчали во все стороны – Олли спал на боку. Я стащила с себя худи, ботинки и джинсы, умилилась его чуть приоткрытым губам – совсем затерялся в стране снов, надо же. Наверняка представляет нас под звездами или на набережной. Я улыбнулась и опустилась на постель.

Он тут же уткнулся лицом мне в шею и сделал глубокий вдох, простонав на выдохе.

– Я скучал по тебе, – прохрипел он мне на ухо.

Олли прижал меня к своему разгоряченному телу, и вскоре мы оба уснули.

Двадцать семь

Насколько я эгоистичен, раз заставляю тебя улыбаться

ради собственного удовольствия?

Оливер Мастерс

Олли

Стоило карим глазам Мии посмотреть на меня, и время останавливалось. А вот улыбка ее заставляла секунды бежать – в такт моему непредсказуемому сердцу. Расстояние между нами измерялось шагами и количеством вдохов, которые мне стоило бы сделать, но я попросту не мог себя заставить. Во мне словно было тридцать футов роста. Я был достоин ее. Я проводил дни, сосредотачиваясь на том, чтобы не упасть, потому что колени мои в любой момент готовы были подломиться и удариться о землю.

Вот оно. Мия удерживает меня с такой силой. Каждый миг измеряется в том, как она управляет временем, расстоянием и мною тоже. А самое прекрасное? Она, черт побери, и понятия об этом не имеет. А, может, и имеет, потому и избавляла меня от страданий прикосновением своих губ.

Я проклят на всю оставшуюся жизнь.

– О чем ты думаешь? – Мия держала в руках литературную розу, зажав стебель двумя пальцами и прижав ее к щеке с горделивой улыбкой.

Глаза ее сияли так ярко, что смотреть на них было немного больно.

Я сглотнул и прокашлялся:

– Об идеале.

Мия соскочила со стула – в столовой она сидела рядом с Зиком – не спеша обошла стол и опустилась мне на колени. Я тут же запустил руку ей под футболку, коснувшись теплой кожи ее талии.

– Осталось два месяца, – прошептал я.

Еще два месяца.

Рука моя переместилась на ее бедро. Я коснулся лбом ее плеча и вобрал в себя этот момент, чтобы держаться за него, когда мы будем порознь.

Зик застучал по столу. Я поднял на него взгляд, но головы от Мии не отнял. Зик показал:

«Мия и Олли. Навсегда».

– На веки вечные, – подтвердил я.

Я заметил обворожительную улыбку Мии и сжал ее бедро, а потом снова посмотрел на Зика, старую душу, которому так нравились наши отношения. Ребенок внутри него просиял. Он напомнил мне меня самого в пятнадцать – неисправимого романтика, расцветающего от надежды и веры. «Офис». «Друзья». Даже «Ромео и Джульетта». Зик измерял свои дни окружавшей его любовью. Вот она, настоящая причина его прогресса. Вот почему он просыпался по утрам.

«У меня встреча с доктором», – показала Мия, и взгляд ее оторвался от часов и переместился на меня.

Еще целый час до нашей новой встречи. Как же мне хотелось, чтобы она не нуждалась в охраннике, но увы. Пока мы не отыщем шутника, – а, может, и после – я продолжу за ней ходить. Я потратил час на то, чтобы позвонить Трэвису, забрать ждущую меня у телефона пачку жвачки и книжку из библиотеки. Трэвис сказал, что они ждут от меня чего-нибудь новенького. Хотят больше моих слов. Но сейчас у меня ничего не было. Слишком много стресса – целые слои, друг за другом. Я пытался защитить Мию, угодить миру снаружи и издателю, и сражался с внутренними демонами. Я мог сломаться в любую минуту – такова моя новая реальность. Я был святым, которого лишили крыльев – смертность моя боролась в вечном поединке с душой. Внутри меня бушевала буря, и каждая секунда вдали от Мии полнилась страхом.

Сорок минут.

Я закинул в рот еще одну жвачку – все, лишь бы успокоить ноющую челюсть.

Пожалуй, лучше всего было вернуться в свою комнату. В толпе я едва мог удержать свою крышу. Особенно в толпе. Их эмоции, их напряжение, их тревоги… я все это чувствовал на себе. Мое тело тонуло в них, и, если бы Мия не держала меня, ярость их поглотила бы меня. Отдалила от мира и покоя.

Я не рассказал ей о своем прошлом лишь потому, что в ее жизни сейчас и так хватало… всего. Но я должен был ей рассказать. Только с ней я мог об этом поговорить. Только она поняла бы меня и смогла успокоить. Но, опять же, и без этого у нее проблем хватало.

Мия знала про Оскара и мою маму. Она знала, как мы жили. И я был уверен: когда я расскажу ей о том,