Как те, что сидели сейчас передо мной.

– Я согласился на ваши правила. – Я встал перед Кэролайн, тем самым заставив ее посмотреть на меня. – Потому что это мои правила. Каждое условие договора, которое вы мне выставили, уже прописано в школьных правилах. И если бы вы дали себе труд с ними ознакомиться, вы бы это знали.

– Не смейте…

– Прочитайте. Ознакомьтесь с тем, как тут обстоят дела. Мне нет дела до того, какая у вас фамилия и какими делами вы ворочаете во внешнем мире, вы не имеете права приходить сюда и угрожать мне. Это моя вотчина, и здесь я принимаю решения в интересах моих студентов. Я не намерен угождать требованиям семейства Константин. Ни матери, ни дочери, ни ваших помощников, адвокатов, телохранителей и других приспешников, которых вы на меня нашлете. – Я скрестил руки за спиной, довольный тем, как Кэролайн напрягла плечи. – Если вас это не устраивает, и вы и ваша дочь можете идти.

Они могли уйти или остаться. Мне было без разницы. У меня и так была облегченная нагрузка в классе, вопрос был лишь в том, будет ли у меня больше свободного времени или мне придется посвятить его Тинсли Константин.

Вне всякого сомнения, девочкой пришлось бы заниматься на постоянной основе.

И неудивительно, что ей и здесь было что сказать:

– А что, решетки на окнах – в интересах ваших студентов? А нам будут выдавать смирительные рубашки, чтобы мы не зарезались тут от горя?

Я проигнорировал ее, даже не посмотрел в ее сторону. Я смотрел в глаза Кэролайн, чтобы она наконец приняла решение.

– Я была права на ваш счет. – Она взяла сумочку и телефон и встала, глядя на меня. – Вы жесткий и бескомпромиссный. Именно то, что нужно моей дочери.

Читай: Вы не будете снисходительны к девчонке.

И в этом она не ошиблась.

– Тинсли. – По ее прохладному и равнодушному тону стало понятно, что она уезжает. Она подошла к двери. – Я жду удовлетворительный отчет от отца Магнуса.

Никаких напутствий. Она даже не обернулась, чтобы бросить последний взгляд на девочку, которой она дала жизнь. Лишь размеренное стаккато каблуков по отполированному деревянному полу удалилось и исчезло в коридоре.

Жестокая любовь.

Не самый плохой вариант воспитания, и он имеет место быть. Но если ребенок не видит ничего, кроме такой любви, то ни к чему хорошему это не приводит.

Я перевел взгляд на девочку, сидящую прямо, с повернутой в сторону головой. Мне даже не нужно было видеть ее лица, чтобы сказать, что она пытается сморгнуть слезы.

Тоска, печаль, страх. Через три секунды все это обратится против меня.

Три.

Ее дыхание убыстряется.

Два.

Она сжимает кулаки.

Один.

– Отправьте меня домой. – Она повернулась ко мне и затараторила. – Мне здесь не место. Я никогда не приму вашу устаревшую религию и не подчинюсь вашим дурацким правилам. Вы пожалеете о каждой секунде, что я проведу здесь. Так скажите же ей, что передумали. Пока она не ушла. Скажите, что я недостаточно хороша для вашей школы и вы не хотите меня здесь видеть.

– Нет.

– Я что, неясно выразилась? – Она заскрежетала зубами. – Я обломаю каждый ваш хитроумный план на мой счет. Богом клянусь, мои факапы будут эпичными.

– Ничего. Твое наказание будет таким же эпичным, как и твои факапы.

– Вы… – Она мотнула головой. – Священники не ругаются.

– С чего ты взяла? Ты хоть одного видела?

– Нет, но это не… Это же ненормально. – Она слегка поежилась, провела ладонями по бедрам. Потом выпрямилась снова и обвела взглядом комнату. – Вы, летучая мышь, решетки на окнах… Все это неправильно.

Пришло время рассказать ей кое-что.

Я сел на край парты позади нее и положил локоть на бедро.

– Когда-то к нам с гор спустились несколько соколов-сапсанов. Они начали гнездиться в церкви, прямо в каменной кладке над оконными проемами. Но проблема была в том, что недолетки врезались в стекло, пытаясь вернуться в гнездо, и ломали себе шею. После третьего погибшего сапсана я приказал установить решетки. И с тех пор больше они не гибли.

Гнев в ее голубых глазах угас, и я знал (хотя она никогда бы этого не признала), что нашел ее слабое место.

Ее слабость была в том, что она жалела слабых.

Как и я.

– А летучие мыши различаются по половому признаку. Самки больше. Их легко отличить. – Я наклонился и сделал каменное лицо. – Твой «малыш», это взрослый самец, и он не мог погибнуть. Только если у него нет бешенства. Ну в таком случае быстрая смерть была для него лучшим выходом.

Я знал, что это чертово создание должно было взлететь, но на всякий случай решил потом поискать его под окнами.

– Шесть остальных священников живут в кампусе. – Встав, я не отвел от нее взгляда. – Когда ты с ними познакомишься, тебе будет с кем меня сравнить. А до тех пор воздержись от скоропостижных выводов. – Я поспешил к двери. – Иди за мной.

Она беспрекословно подчинилась. Для разнообразия. Но это ненадолго.

Я провел ее вниз по лестнице в другой конец здания. На первом этаже стоял гул голосов – значит, в столовой собралась целая толпа.

На следующий день начинался новый учебный год, и девочки праздновали воссоединение с подругами после летних каникул и приветствовали новеньких.

Если бы она иначе вела себя на собеседовании, я бы позволил ей присоединиться к собравшимся. Но вместо этого я повел ее дальше, не останавливаясь.

Она помедлила на входе в столовую, оглядывая вечеринку.

– Что они делают?

– Едят, танцуют, веселятся. Привилегии, которых ты на сегодня лишена. – Не замедляя шага, я повернул за угол. – Поторапливайся.

– С каких пор еда – это привилегия? – Она поспешила за мной. – Я умираю с голоду.

– Надо было думать об этом прежде, чем открывать рот. – Помедлив, я припомнил ей ее же слова. – Я не буду отнимать у тебя эту возможность. Позволю тебе «научиться всему самой».

– Я же не летучая… – хмыкнула она.

– Я не потерплю неуважения. Каждая неблагодарность, каждая гримаса, каждый жест будут наказаны. Кивни, если ты поняла.

Она скрестила руки. Подобралась. Выдохнула. Но все же кивнула.

– Хорошо. И перестань шаркать.

Глава 5

Магнус

Все десять минут, что мы шли до спального корпуса, Тинсли семенила за мной, поспевая за моим широким шагом, обиженно надув губы. Или ее губы были такими от