– Не знаю, что понравилось мне больше, – протянул он, коснувшись моей ключицы. – Наблюдать за тем, как ты расслабляешься. Или быть причиной этому. Ты хоть представляешь, что творишь со мой, любовь моя?

Я покачала головой, и Олли чуть склонил свою.

– Я всю ночь держался. Твое дикое сердце так сильно бьется, так подходит бешеному твоему духу, что заляпать все это голыми руками было бы святотатством. Но все же… – Его пальцы пощекотали центр моей груди. – Удержаться я не смог.

Он перевел взгляд со своей руки на мои губы.

– Понимаешь дилемму?

Из-за алкоголя в Олли пробудился поэт. Слова лились из его рта рекой. Тон спокойный и медленный, он душил меня и оживлял вновь. С губ его, созданных Богом, стекал яд. Его пальцы путешествовали по моему обнаженному животу, а потом он приложил ладонь к моей талии. Песня стояла на повторе, и Олли положил телефон на стол другой рукой, не отрывая от меня лба. И мы танцевали.

Олли пожирал меня взглядом. Провел языком по губам. По коже разбежались мурашки, хотя от Олли шло тепло. Мы танцевали, пока до фейерверков не осталось меньше минуты, а потом подбежали к окну. Я ждала представления, вглядываясь в темноту. И мы с Олли стояли рядом, рука в руке.

Краем глаза я заметила, что он смотрел на меня. Чувствовала на себе тяжесть его взгляда.

– Смотри, Олли! – Я постучала по окну.

– Я смотрю.

И фейерверки полетели ввысь, озарив все небо. Цвета смешивались – синие, фиолетовые, белые, красные. Цвета надежды. Цвета Нового года. Олли сжал мою руку, и я повернулась к нему.

– Закрой глаза, милая, – попросил он.

– Куда мы оправляемся?

– Под звезды.

Его губы коснулись моих, руки оказались на шее. Олли занялся со мной любовью там, под светом звезд. Под светом фейерверков. Он покрывал меня поцелуями со вкусом вина и мяты. Раскрашивал меня в яркие цвета. Мы тонули друг в друге, а потом жадность моя взяла вверх. Я пропихнула язык между его припухших губ, надеясь попасть в его кровоток. Из горла вырвался тихий стон.

Медленно. Драматично. Пытка.

Вот три ингредиента, из которых состоит Оливер Мастерс. Вот как он двигается. Он стянули с моих плеч лямки лифчика. Руки его не спеша двигались по ткани, пальцы задевали налившиеся тяжестью соски. Рот его прошелся по моей шее и ниже, к ключицам.

Пьяная и неуклюжая, я не могла спокойно дождаться, пока Олли до конца стянет с меня лифчик. Груди мои, наконец, оказались на свободе, и он схватился за них двумя руками, а потом поднес к ним рот. Меня накрыло волной жара. Я откинулась на окно и запрокинула голову. Олли опустился на колени. Фейерверки взрывались позади меня и внутри меня. Пальцы вцепились в его взъерошенные волосы – все, лишь бы не упасть.

Он стащил с меня трусы и провел языком по центру, собирая мокрое и влажное. Сердцебиение сосредоточилось в клиторе – Олли осторожно взял его зубами, а потом впился в меня ртом. Он перекинул мою ногу через плечо, чтобы ему было удобнее. Ноги мои затряслись. Я пыталась сдержаться, но это было практически невозможно.

Пьяный или нет, Олли не ведал границ в том, чтобы доставить мне удовольствие. Его пальцы схватили меня за задницу, заставив потереться о губы. Мне хотелось кричать, но желание это возникло в груди одновременно с тем, как язык Олли вошел в меня. Я сжала руки в кулаки вместе с его волосами. Ноги перестали меня держать – только из-за Олли я не упала. Я приближалась к пику.

– Олли! – выкрикнула я, предупреждая.

Он продолжал двигать руками вокруг своего восхитительного рта, раскрывая меня сильнее. Раскрывая меня, чтобы я приняла его.

Олли наслаждался моим оргазмом. Он выпил меня досуха, а потом поднялся на ноги. Припухшие губы блестели – и растянулись в улыбке.

– Ты как, в порядке, милая?

Жар поднялся по шее к щекам, и я закрыла лицо ладонями. Олли опять поднял меня, и я обвила его ногами. Потерлась об него, все еще мокрая. Внутри меня все горело.

Эрекция Олли натянула его трусы.

– Где ты хочешь заняться со мной любовью? – Его губы задержались на моих. – Мне вид и отсюда нравится, но решать тебе, любовь моя.

– Здесь, – прошептала я и поцеловала его влажные губы, чувствуя на языке собственный вкус.

Он прижал меня к стене и стащил штаны – член его подпрыгнул, коснувшись моей кожи. Олли чуть отстранился, чтобы посмотреть на меня. Осторожные зеленые глаза впивались прямо мне в душу. Губы его скривились в улыбке, и я чуть подалась назад, чтобы ему было легче войти в меня.

– Держу тебя.

Два слова, чтобы напомнить ему, что он может не сдерживаться.

Олли оперся ладонью о стекло, а потом вошел в меня. Он выдохнул и закрыл глаза. На какое-то мгновение мы стали одним целым. Я коснулась его лица, возвращая в реальность. Он задвигался, и нас унесло на волнах безумного и сладкого восторга. Мы добирались до экстаза по очереди. Губы и языки скользили по всей поверхности кожи. Руки удовлетворяли каждую жажду прикосновений.

Каким-то образом мы оказались на полу, в горе подушек и одеял. Из крошечных динамиков моего телефона лилась музыка. Мы занимались любовью всю ночь, до самого рассвета. Магия ночи победила наше похмелье. Воздух вокруг наших разгоряченных, потных тел наполняли звуки акустической гитары из какой-то фолк-песни.

– Тук-тук, – прошептал Олли, намотав одну из моих прядей на палец.

Я лежала на нем, на губах играла усталая улыбка.

– Кто там?

– Олли.

– Который Олли? – подыграла я, проведя пальцем по татушке на его груди.

– Который тебя любит.

Я отлепилась от его груди. Олли посмотрел на меня и по-мальчишески улыбнулся.

Мы лежали, обнаженные, сплетенные в одно целое. И так и заснули под успокаивающую музыку в первый день нового года.

Олли

– Ты что, не принимаешь таблетки?

Нога моя тут же подпрыгнула под его испытующим взглядом. Чувствовал ли я вину? Ни малейшей. Но тяжесть взгляда доктора Буталы была такой, словно мне на грудь поставили все здание Долора. Мне нравилось считать себя честным человеком… но лишь тогда, когда я был свободен от бесновавшегося внутри меня зверя.

Таблетки. Прошлое. Оскар.

Пошел ты, Оскар.

– Нет, – соврал я, и эта проклятая ложь заполнила меня до самых кончиков пальцев, которыми я постучал по коленке.

Я не думал, что это возможно, но стоило доктору Бутале сощурить глаза, и тяжесть его взгляда усилилась. Я едва мог дышать. Ложь моя темным облаком нависла надо мной. С тем же успехом надо мной