— Брехня!

Я покачал головой:

— Это правда. Чуешь, чем пахнет?

Он откинулся на спинку стула, прищурился:

— Чем же?

— Серьезным преступлением, которое не оставят просто так. Это похищение гражданина. Юридически ты ей не муж. Ты ей никто.

Марко скривился:

— Блеф.

— Это можно проверить. Я заявлю о похищении, и посмотрим, что будет дальше.

Он с сожалением покачал головой:

— Что-то здесь не сходится, даже если ты не врешь… На каком основании? Кто ты ей? Брат? Сват? Может, муж? Родственников у нее здесь нет, заявлять некому. Уехала наша дорогая София. Сбежала от тебя подальше. Всего и делов. Так что, не надо меня кошмарить. — Он подался вперед: — Хочешь совет? Не разевай рот на чужих баб.

Я молчал. К сожалению, ублюдок был совершенно прав. Полиция не примет заявление от постороннего человека и, уж точно, не сунется в трущобы… но…

Я поднялся из-за стола и пошел к лифту. Этот разговор больше не имел смысла. Я буквально чувствовал спиной взгляд этого выродка. Марко счел себя победителем. И даже не догадывался, что подал мне нужную идею.

Глава 75

Не помню, видела ли когда-нибудь на его роже такое блаженное выражение. Даже мелькнула надежда, что Марко спятил. Водкой разило настолько, что я могла опьянеть, вдыхая. Сколько же он выпил? Бочку? Неужели ублюдка пробрало, наконец? И я не понимала, хорошо это или плохо.

Я прижалась к стене, едва живая от страха. От ожидания неминуемой пытки. Пусть он сдохнет! Сдохнет!

Марко приблизился, коснулся моего подбородка, вынуждая поднять голову:

— Мне жаль, что получилось так…

Я стиснула зубы, напряглась. О чем он говорил?

— Я хотел, как лучше. Правда. Но он просто недостоин тебя. Как я и думал. Знаешь, что он сделал?

Я с ужасом смотрела в его уродливое лицо. Скорее сердцем, чем разумом, понимала, что он говорил о Сальваре. Господи! Я молчала. Во рту пересохло, губы онемели. К чему он клонит? И что знает? Я уничтожила записку, от нее не осталось и следа.

— Он сбежал, София. Как трус. Ты надеялась на ничтожество… Мне даже жаль.

Я не могла понять, что все это значило. Марко говорил путано. К тому же, страх лишал меня остатков самообладания и возможности здраво мыслить.

Ублюдок отстранился, убрал руки. С сожалением покачал головой:

— Я предложил честную сделку. Хорошую сделку. Моя жена в обмен на его компанию… Ты ведь стоишь компании, София? Но этот пижон не оценил моего жеста. Он отказался. Даже не задумываясь.

Сердце невыносимо кольнуло. Я даже подумала, что, наконец, умираю. С трудом разомкнула губы:

— Ты, правда, видел его?

Марко уверенно кивнул:

— Видел. Мы встретились в ресторане, как деловые люди. Я сам позвал его.

— Зачем?

— Поговорить. Как мужчина с мужчиной.

Я не сдержалась, мои глаза уже разъедало от слез:

— Что ты с ним сделал? Скажи, ради бога!

Марко поднял раскрытые ладони и даже отстранился еще на шаг. Оскалился.

— Ничего. Богом клянусь. Успокойся.

— Сделаешь?

Он повел бровями:

— Зачем? Ты не нужна ему, София. Он так и сказал. Ты же видишь, я даже не злюсь на ту записку, которую передала тебе твоя узкоглазая подружка.

Я застыла, не в силах пошевелиться. Вот почему все оказалось так легко. Он просто издевался.

Я стиснула зубы:

— Что с Джинни?

Марко скривился. Его изуродованное лицо превратилось в кошмарную гримасу:

— Твоя Джинни — крыса. Мелкая поганая узкоглазая крыса. Ты же понимаешь, что делают с крысами?

Я кинулась на него, вцепилась в руку:

— Она жива?

Я едва произнесла эти слова.

Марко молчал, наслаждаясь моей паникой.

— Прошу, скажи. Умоляю.

Он тронул выбившуюся прядь моих волос, накрутил на палец:

— Жива твоя драгоценная Джинни. Но ты же понимаешь, что я не могу спустить такой проступок. Ведь это предательство. Удар в спину.

— Что ты с ней сделаешь?

— Еще не решил.

Я нервно сглотнула, облизала губы.

— Пожалей ее. Умоляю. Она больше не осмелится. Я клянусь тебе. Она не сделает ничего, что тебе не понравится. Просто позволь мне с ней поговорить. Позволь мне ее увидеть.

Марко пристально смотрел на меня. С наслаждением. С каким-то удушающим спокойствием. Он прекрасно понимал, что Джинни — мое больное место. Она пыталась помочь мне. И теперь я вывернусь наизнанку, лишь бы она не пострадала. Ублюдок все рассчитал.

Теперь мне казалось, что он с самого начала знал про статую Черной Девы. Наверняка знал. Но озвучил лишь теперь, когда улика оказалась железной. Он решил, что записка Сальвара даст мне надежду. И сейчас будет стократ больнее. Но он ничего не знал. И ничего не понимал. Я сама отказалась от надежды. В аду надежды не существует.

Я заглянула в его кошмарный глаз, подернутый сейчас легкой мутью:

— Ты победил. Я сделаю все, что ты захочешь. Только оставь Джинни.

Он притянул меня к себе, и я застонала от боли. Похоже, он коснулся синяка.

— Почему ты не ласкова со мной, София? — Марко выдохнул ядреным спиртом, провел пальцем по моей щеке. — Неужели это сложно?

Я молчала. Даже не дышала, каждую секунду ожидая, что он ударит. Я дрожала, и он это, конечно, чувствовал. Справиться с этим страхом было невозможно.

— Будь со мной поприветливее. И твоя узкоглазая подружка не пострадает. Я даже возьму ее в дом. Хочешь, София? Будет твоей служанкой. Хочешь?

Я кивнула:

— Хочу. Только позволь мне на нее посмотреть. Я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

Он оскалился:

— Торгуешься?

— Это моя единственная просьба. И я сделаю все, что ты хочешь. Я обещаю.

Пусть думает, что я сломалась. Оставит в покое и Джинни, и Сальвара.

Но я найду способ, улучу момент. И прирежу его без сожалений.

Глава 76

Было бы слишком наивно думать, что это чудовище сделает все, как обещал. За эти бесконечные дни кошмара я излечилась от наивности. И было удивительно, что подонок, в какой-то мере, принял правила игры. Мне казалось, что он находил в этом какое-то извращенное удовольствие. Даже не трогал меня. Растягивал, нагуливал аппетит, чтобы десерт показался необыкновенно сладким.

Я заключала сделку и готова была выполнять свои обязательства. Пусть даже заключала ее с последней мразью. На кону была Джинни. У меня не оставалось выбора. Но Марко все еще пытался манипулировать.

Он вытащил меня из подвала. Но, лишь затем, чтобы запереть в старой смотровой башне на скале, которая сейчас не использовалась по назначению. Теперь моей тюрьмой стала