– Правда?

– Правда. А хочешь знать, что приятного в том, чтобы быть с Ричардом? Я могу говорить с ним о твоем отце. Мы можем делиться воспоминаниями, рассказывать истории и помогать друг другу оправиться от его потери. Приятно иметь кого-то, с кем бы я могла себя соотнести на таком уровне.

Слезы хлынули без предупреждений. В один миг у меня были сухие глаза, а в следующий я уже рыдал так яростно, что не мог перевести дыхание. Моя грудь тяжело вздымалась, по щекам текли горячие слезы. В горле стало так тесно, что я едва мог глотать.

– О, милый, – пробормотала мама.

Обхватив меня руками, она держала меня в объятиях все время, что я безудержно рыдал. Мы сидели так, пока невыносимая печаль не ослабила свою хватку на мне. К тому моменту как я смог сесть и дышать, не чувствуя, что задыхаюсь, я совсем выбился из сил.

– Лучше?

– Да, – признался я, вытирая щеки тыльной стороной ладони. – немного. И прости за то, что я вчера сказал. Я не хотел кричать на тебя таким образом. Полагаю, мне просто странно видеть тебя с кем-то, с кем был так близок папа.

– Ты обязан признать, что Ричард лучше Джима.

Я громко фыркнул. До Ричарда моя мама встречалась с парнем по имени Джим, и он был весьма… интересным. Он подрабатывал чревовещателем, и не очень хорошим, если это о чем-то говорит.

– Да любой продавец в продуктовом лучше, чем Джим, мама.

Она усмехнулась и взъерошила мне волосы.

– И в следующий раз обязательно приходи и говори со мной, а не держи все в себе. Это странный переход для всех нас, но мы справимся с ним вместе.

– Для тебя это тоже странно?

– Разумеется. – Она рассмеялась и погладила меня по щеке. – Жить с кем-то новым после двадцати семи лет брака – огромная перемена. Ты знал, что Ричард любит замачивать посуду на ночь, прежде чем класть ее в посудомойку?

Она наградила меня многозначительным взглядом, и я рассмеялся. Мой отец всегда жутко обижался, когда кто-то из нас оставлял грязную посуду в раковине. Мы всегда каким-то образом забывали о ней, и он вечно застревал на кухне, либо вручную ее перемывая, либо загружая в посудомоечную машину.

– Папа сейчас, наверное, в гробу переворачивается. – Я усмехнулся. – Он бы это возненавидел.

– Наверное, – со смехом согласилась мама. – И мы говорим о твоем отце, дорогой. Ты редко бываешь в Мельбурне и не слышишь этих разговоров, но заверяю тебя, мы говорим о нем, потому что он – часть нас всех.

«А еще он был частью „МакАлистера“».

– И он бы очень тобой гордился, Тео. Мы все тобой очень гордимся.

Сделав глубокий вдох, я откинулся на спинку дивана.

– Я еще не продлил свой контракт.

Мама прижала ладони к щекам в притворном изумлении:

– Я поняла это еще по тому, как ты вчера вечером разогнался от нуля до ста за несколько секунд.

Мои щеки опять покраснели от смущения, хотя я и знал, что она дразнит меня.

– Все очень запутанно. Есть некоторые пункты, с которыми я в корне не согласен, а поведение «МакАлистера» только осложняет ситуацию.

– А, это тот самый юридический жаргон, о котором говорила Джози?

– Что-то типа того. – Я вздохнул.

Джози просто пыталась спасти Ричарда от моего гнева и не дать мне выйти из себя, но она ничего не знала о ходе переговоров по моему контракту.

– Они предлагают мало денег?

Она не имела в виду ничего плохого, но ее слова ранили больше, чем следовало бы. Я мог уйти из гонок хоть завтра и остаться обеспеченным на всю оставшуюся жизнь. Я разумно распоряжался деньгами и мудро инвестировал. Да, я тратил деньги на определенные вещи, например, на пересылку собственного комплекта постельного белья и личный самолет, но они были необходимы для моего психического здоровья.

– Да брось, мам, ты же знаешь, что деньги для меня не имеют значения.

– Тогда в чем дело?

Я потер лицо ладонями. Последнее, что мне требовалось, – это открывать ящик Пандоры перед гонкой. Честно говоря, Пандоре вообще следовало бы отсосать и раствориться в безвестности. Я бы предпочел, чтобы все было красиво, аккуратно и чисто, безо всяких драматических взрывов, благодарю покорно.

– Да не беспокойся об этом, – заверил я маму. – Все само собой уладится.

Мне не хотелось больше об этом говорить. Вообще никогда. Сверкнув своей фирменной безмятежной улыбкой, я взмолился, чтобы она мне поверила. Потому что, видит бог, я сам себе не верил.

Глава 28: Джози

Оглядываясь по сторонам, я пыталась вспомнить, какими были «Близнецы», когда я впервые ступила сюда. Пыльные. Тусклые. Пустые. Теперь же здесь царило идеальное сочетание комфорта и классики. На зеркальной стене за длинной дубовой барной стойкой мерцали мягкие огни, на полках штабелями стояли бутылки изысканного вина, местного крафтового пива и всех известных человечеству марок виски. Вдоль открытых кирпичных стен выстроились в ряд кожаные кабинки, с высокого потолка свисали разномастные светильники – винтажная люстра с символикой пива Busch соседствовала с золотым подвесным светильником в виде звезды.

– Нам не нужны креветки «Бэнг-бэнг» и тако с креветками, – размышлял вслух Келси. – Что думаешь?

Я бросила взгляд на свой блокнот, его страницы были заляпаны маслом и айоли.

– Я думаю, что меня придется отсюда выкатывать. Я могу получить бесплатное членство в этом твоем спортзале?

Келси откинулся на спинку стула и рассмеялся. Он знал, что я не шутила, потому что мы только что съели недельный запас еды за три часа. Джейми подал нам полноразмерные тарелки всех мыслимых закусок из бара. Картофель по-деревенски с сырным соусом. Мидии с картошкойфри. Мак-энд-чиз с соусом чипотле. Крылышки барбекю под соусом копченый абрикос. А его версия фиш-энд-чипс? Треска в кляре темпура и сладкий батат-фри с острым соусом васаби. Как можно было не съесть все это? Нам пришлось. Честно говоря, было невежливо оставить на тарелке хотя бы один кусочек.

К счастью, на мне был достаточно длинный свитер, чтобы скрыть тот факт, что мои джинсы были расстегнуты последние тридцать минут.

– А я говорю, что нам нужны креветки «Бэнг-бэнг», – возразила я. – Если бы я была религиозной, я бы хотела, чтобы меня крестили в этом соусе.

Келси ухмыльнулся:

– Значит, креветки остаются.

Я сделала вид, что стреляю в него из револьверов.