– У нас есть пара часов, – выдохнул я в ее губы, – прежде чем вечеринка закончится и все разойдутся по своим комнатам.

– Могу я остаться подольше? – Она слегка задрожала, словно очень хотела того, о чем просила.

– Я дам тебе рубашку.

Она так и сидела, обхватив меня ногами, едва касаясь меня губами, и не отпускала меня. Она провела пальцем по пуговицам моей рубашки. – Я хочу эту.

– Она твоя. – Я приподнял подбородок, приглашая ее расстегнуть ворот.

– Ты сексуальный. – Не торопясь она поцеловала меня в подбородок.

Поцеловав меня в шею, она просунула палец под пластиковый воротничок и вытянула его из ворота.

Развернувшись, я посадил ее на ночной столик и встал у нее между ног. Тампон не мог нам помешать. Если бы я потерял контроль, я просто выдернул бы его и трахнул ее. К тому же у нее была еще одна свободная дырочка.

Я хотел ее всю. Целиком. И не мог получить по многим очевидным причинам. Мне нельзя было терять голову. И…

Так что я решил наслаждаться моментом – она здесь, в моих объятиях, еще пару часов.

Она отложила колоратку в сторону. Мы посмотрели друг другу в глаза. Потом наши губы сплелись. Затем наши языки. Я чувствовал привкус лимона. Ощущал ее вожделение так, словно это был электрический разряд; я впитывал стоны, что вырывались из ее горла.

Она расстегивала мне пуговицы, мы жадно целовались, глядя друг другу в глаза. Она хотела меня так сильно, что у меня бурлила кровь.

– Ты сводишь меня с ума, Тинсли, – отстранившись, прорычал я.

– Это же в хорошем смысле? – Она стянула рубашку с моих плеч, с моих рук, погладила и поцеловала мои бицепсы и заразительно усмехнулась. – Ты чувствуешь себя живым? Свободным? Ничто не сравнится с этим чувством. Я знаю, что мы рискуем. Но какова награда! – Она соскользнула с ночного столика и, обойдя меня, прижалась губами к моей спине. – Награда слишком хороша.

Было что-то безумно эротичное в ее упругих сосках, прижимающихся к моей обнаженной спине. Каждая эрогенная зона в моем теле словно зажглась. Я сжал основание члена в штанах, чтобы не дать ему кончить.

– Нам надо выйти из ванной прежде, чем мы совершим непоправимое. – Она прижалась губами к моему плечу и улыбнулась.

Я уже нарушил свои клятвы и половину школьных правил. Но она была права. Было нечто, чего я еще мог избежать, как например – лишить ее девственности, обрюхатить ее и…

Попасться.

Если это случится, мне придется потратить остатки состояния на бронежилеты и охрану. Константины не умеют прощать. Особенно когда дело касается их младшей принцессы.

Подумав об этом, я тут же застегнул на ней рубашку и выпроводил ее из ванной. И не успел я ее остановить, как она скользнула мимо меня в мою спальню.

Не надо было мне туда ходить. Реально не надо было. Но мои ноги шли сами вслед за ней. Я последовал бы за ней хоть на край света.

– Ты знаешь, почему мама выбрала академию «Сион»? – произнесла она в прохладной тьме.

Я пересек небольшую комнатку и увидел, что она лежит на спине на моей узкой постели и смотрит в темноту.

– Знаешь? – спросила она зло.

– Нет.

– Она договорилась о слиянии с семьей Кенсингтон. Константины пополнят свои финансовые активы, а Кенсингтоны получат девственную принцессу.

– Такер? – У меня свело живот. – Она хочет, чтобы ты вышла за него замуж?

– Это вопрос решенный. Трастовые фонды объединены. Контракты подписаны. Я здесь, чтобы познакомиться со своим будущим мужем, ну или для чего-нибудь еще. Если я буду хорошей девочкой, то отсосу у него или предложу ему свою девственность в качестве предоплаты за будущий брак. Это же все, на что я способна.

Меня охватила ярость такой силы, что в глазах замелькали красные пятна.

Я его убью.

Эта мысль охватила меня целиком.

– Откажись от трастового фонда. Тебе не нужны эти гребаные деньги!

– Теперь все не так просто. Слияние уже близко – завтра я дам согласие и уже не смогу отказаться. Мне придется сбежать, спрятаться, и всю жизнь бежать и прятаться лучше, чем мамины наемники.

– Она же тебя не убьет.

– Нет, но она сделает все, что в ее силах, чтобы передать меня Кенсингтонам. Так что не важно, останусь я здесь или вернусь в Бишоп Лэндинг. Мое будущее не изменится. – Ее голос дрогнул. – Это и есть те самые десять процентов, на которые я не могу повлиять? Это и есть жизнь?

Я сел подле нее на постель и попытался унять колотящееся сердце. Потом я уложил ее на постель и обнял.

– Я с этим разберусь. – Я поцеловал ее бровь и ощутил, как молчаливые слезы катятся и скапливаются в уголках ее губ.

– Ничего ты не сделаешь, Магнус. Иначе они тебя убьют.

– Не стоит меня недооценивать, принцесса.

– Не стоит недооценивать мою семью. – Она придвинулась ближе, прикоснулась лбом к моему и пробежалась рукой по моим волосам. – Мы можем больше не говорить об этом сегодня? У нас есть два часа вместе, и я лучше послушала бы про твою семью и твою жизнь до академии «Сион». Не стоит заглядывать в будущее. Мы можем вообще помолчать.

В следующие два часа я делал все, чтобы она забыла про Такера Кенсингтона. Я обнимал ее в темноте, целовал ее до потери пульса.

Когда мы вышли на свежий воздух, я начал рассказывать ей о своем детстве с Кристиано, о наших путешествиях на скейтборде в окрестностях Нью-Йорка. Я рассказал о своих родителях, об их монотонной жизни в пригороде, о том, что они мечтали видеть меня священником. Я избегал касаться сексуальных аспектов своей жизни и трагедии, что девять лет назад привела меня сюда.

Когда она спрашивала меня об этом, я целовал ее так, что у нее перехватывало дыхание.

Я еще никогда не целовался без продолжения. Никогда не целовал женщину ради самого поцелуя. Но я целовал Тинсли на протяжении двух часов. Целовал ее, пока наши губы не онемели и не опухли, а вкус ее губ не отпечатался в моей душе.

Я помог ей переодеться в испачканное кровью платье и проводил ее в кампус.

В окнах было темно. Кажется, все думали, что она в церкви, в безопасности со своим учителем.

И мне нужно было стать для нее таким. Защитником. Кем-то, кому она сможет доверять.

Мы больше не