И все-таки речь идет о моей жизни. Это происходит со мной. Это реальность, гораздо более подлинная, чем их дебильная игра. Я все читаю и читаю, пытаясь уложить в сознании все шокирующие подробности – теперь их не выбить из головы никакой кувалдой.

Бабси,

Мне тебя сегодня очень не хватало. Как я счастлив видеть твой обновленный профиль. Мне безумно нравятся все наши фотографии, которые ты добавила – какая мы красивая пара. В магазине играла эта песня… Наверное, Джеймса Тейлора? Я не разбираюсь в старой музыке. Но там были такие слова: «Когда мне печально, тоскует душа, приходит она – и жизнь хороша». Малышка, ты даже не представляешь, как много значишь для меня. Ха! Знаю, звучит слащаво, но это правда.

Похоже, наш милый щенок превращается в огромного пса. Перестань кормить его дорогим кормом, LOL! Я сегодня задержусь в художественной мастерской – может, заглянешь посмотреть мои картины? Я могу написать твой портрет. Давно собирался попробовать поработать с обнаженной натурой :).

АА.

Джереми, мой милый Amazing,

Я проверила. Это действительно Джеймс Тейлор. Надо ходить в более хипповые магазины :). А я обычно думаю о тебе под более тяжелые, глубокие ритмы. Ничего не имею против любовных песен, но ты ассоциируешься у меня с чем-то большим. С чем-то дерзким и крутым. А что касается обнаженной натуры… хм… Я подумаю :)

Прости, что раскормила малыша Снупи! Не могу ему отказать, когда он так на меня смотрит. И спасибо, что вынес мусор. Ты лучший на свете муж.

Знаешь, что еще заставляет меня думать о тебе? Буквально все. Как бы я хотела оказаться в компьютере навсегда.

Люблю,

Твоя Yum.

Все. Все вокруг напоминает этой девице в корсете о моем бойфренде. Она думает о нем… а он думает о ней. Да как они могут! И тот и другая.

Все сообщения я читать не стала. Их слишком много, а у меня мало времени. Того, что я вижу, достаточно, чтобы вызвать рвотный рефлекс. В их разговорах нет ничего похабного, никаких больных фантазий. То, что я читаю, гораздо хуже. Они беседуют обо всем. Обсуждают день – и в виртуальном мире, и в реальной жизни. При этом ни слова о НАСТОЯЩЕЙ девушке Джереми. В их альтернативном мире меня не существует.

Обед в «Пицца Хат» теперь уже не кажется мне хорошей идеей. Как и написание за Джереми реферата. Крутясь в кресле, в котором Джереми ежедневно выстраивает свой вымышленный мир, где нет места Мэллори, я чувствую себя полной идиоткой.

В голове проносится главный вопрос – зачем ему все это? А затем еще один, как будто кто-то хрипло и противно шепчет в самое ухо: почему ему меня недостаточно?

А потом меня как будто накрывает целый водопад. Каждый наш разговор, каждый поцелуй, каждая шутка, каждая правда превращается в хлипкий вопросительный знак.

Может, мне взломать его настоящую почту, проверить все его сообщения на телефоне?

Кто эта девушка, обхаживающая парня, который уже состоит в отношениях?

Это все пустые фантазии – или между ними действительно что-то происходит?

Она живет поблизости? Они втайне встречаются?

Эм-м-м… Зарегистрирован ли их виртуальный брак в Сети?

Разве может другая девушка, реальная или вымышленная, знать Джереми лучше, чем я? Парня, с которым я встречаюсь уже тринадцать месяцев, кого я любила – и до сих пор люблю?

– Сальса не острая, как ты просила. – Джереми стоит в дверях с чипсами под мышкой. В одной руке сальса, в другой – диетическая кола. – Я прихватил тебе жвачку. После еды пригодится.

Правильно, потому что после еды он хочет опять целоваться.

Поскольку оттуда, где стоит Джереми, монитора не видно, я принимаю мгновенное решение и сворачиваю страницу так, что на экране остается лишь пустой вордовский документ. Я встаю из-за стола. Меня не покидает чувство отстраненности. Все происходит как в замедленной съемке. Неужели все взаправду? Беру у него еду, стараясь не коснуться дрожащими пальцами его руки.

– Спасибо, – говорю я. Такое ощущение, будто в рот набили гравия.

Он плюхается на кровать рядом со мной. Я кусаю чипсину и, не жуя, пытаюсь проглотить кусочек, который царапает мне горло.

– Ты уже приступила к Херберту? – спрашивает он.

– Кто такой Херберт?

– Наш реферат.

– Хантер, – поправляю я его. Получается довольно резко. – Тебе настолько наплевать, что даже имени его запомнить не можешь.

– Лаааадно. – Он убирает волосы со лба. Его обворожительный «прием с волосами». Как же я его обожаю. И ненавижу. – Не думал, что он для тебя так много значит.

– Для кого-то преданность – не пустой звук.

– Речь все еще о реферате по философии?

– А ты как думаешь?

Ну вот, сейчас самое время прижать его к стене. Задать ему все вопросы, вонзающиеся в меня булавками. Мне хочется – и в то же время совсем не хочется – услышать его объяснения, увидеть, как он раздражается/нервничает/защищается. Или еще хуже – сохраняет спокойствие. А вдруг он окажется Мистером Хладнокровие, «Я Рад, Что Ты Узнала, Так Даже Лучше»?

Я хочу, чтобы он узнал, что я в курсе, но не хочу ничего знать. Лучше, чтобы и узнавать-то было нечего.

– Если не хочешь работать сейчас, можешь прислать мне завтра по почте, когда закончишь прибираться в бабушкином доме.

Сердце сжимают тиски от этого «по почте», произнесенного будничным голосом, словно электронные письма – форма повседневного общения, а не орудие для разрушения отношений.

– Возможно, я так и сделаю, – еле слышно отвечаю я.

Одним ловким движением он увлекает меня за собой на кровать. Моя кожа, еще несколько минут назад горевшая от желания, превращается в ледышку от его прикосновений.

– Ну, чем тогда займемся? – расплывается он в улыбке.

Я сжимаю кулаки так, что ногти вонзаются в кожу. Меня тошнит от его близости, мне противен этот чужой человек.

– Мне нужно молоко.

– Что?

– Молоко. Ты забыл прихватить молоко.

Джереми поглаживает меня по спине:

– Ты сказала, что молоко нужно только к острой сальсе.

– Я передумала, – быстро говорю я, уворачиваясь от его объятий.

– Это у тебя хорошо получается.

И у тебя тоже.

Он встает:

– Сейчас вернусь. Что-нибудь еще?

Я мотаю головой. Джереми, интересующийся моими желаниями, предлагающий мне все что душе угодно, – гораздо в большей степени