– Ужас как раздражает, – произнесла Мэдди.

Я ткнул в нее вилкой.

– Попридержи язык.

– Я тебя не понимаю, Олли, – вклинилась Гвен. – В прошлом году ты всячески открещивался от ваших отношений. Но стоило только кому-то что-то не то рявкнуть о ней, ты сразу кидаешься ее защищать. Будто она что-то для тебя значит. Так что на самом деле происходит?

– Не твоего ума дело.

Я откинулся на стуле и снова скосил взгляд на свою девочку. Мия улыбалась так широко, что глаза ее вместе с верхней губой будто бы исчезали. Она никогда не скрывала этой улыбки – только чуть наклонялась вперед, когда из нее вырывался очередной смешок. Я сидел здесь в полном замешательстве, но ее улыбка доказывала, что Итан был прав.

Она научилась жить без меня. Мия была в порядке.

Она выбралась из той ямы, из которой я помог ей когда-то выкарабкиваться. Я вытащил ее, и она пообещала, что не забудет обо мне. Пообещала, что всегда будет брать меня с собой. И ее независимость должна была бесить меня. Но вместо этого я обрел покой, глядя на ее счастье.

Улыбка ее накрыла меня, словно чертова чума, и я поднес ко рту пальцы, скрывая собственную радость. Я этого не заслужил. Пока нет. Но ее тепло обнимало меня, будто благословенная болезнь – болезнь, от которой я с радостью умру.

Я всю неделю держался подальше от Мии. Я и так успел наломать дров.

В прошлом году каждую субботу я проводил в библиотеке, и теперь решил не делать исключений. Я надеялся наткнуться там на Мию. Поговорить с ней наедине. Извиниться. Объясниться. Но она никогда там не появлялась.

Конечно. Она ведь меня избегала.

Эмоции мои качало туда-сюда, они вели невидимую битву. В одну секунду я чувствовал злость, жаждал доказать, что никакая Мия мне не нужна – я ведь ей не нужен. В следующую я корил сам себя. В пятницу я был ублюдком. В субботу? Чертовой развалиной. Таблетки действовали на полную мощь, но на этот раз все было по-другому. На этот раз тело мое не испытывало никаких побочных эффектов, потому что оно им не принадлежало. Мое тело принадлежало только Мие.

Через две недели я сидел на очередном осмотре напротив доктора Буталы в его полупустом кабинете.

– Как дела с настроением? Часто меняется?

– Не то слово.

– Что еще, Оливер?

– Я так зол, что боюсь взорваться в любой момент. – Я провел пальцами по волосам и заерзал в маленьком кресле, а потом вскинул руки вверх. – И я постоянно хочу секса! Почему я постоянно хочу секса? Это опасно, Бутала.

Если мой член вскоре не кажется хоть в какой-нибудь дыре, я попросту взорвусь.

Бутала пододвинул очки к усыпанной веснушками переносице и поднес ручку к записной книжке.

– Ты принимаешь четыре разные таблетки, и каждая должна успокоить твои эмоции, а не подстрекать их.

– Что вы предлагаете?

– Пропишу еще таблеток.

– А это поможет успокоить мой член?

– То, что заставляет тебя злиться, на другого подействует как успокоительное. То, что возбуждает, у другого отрубит все желание. На каждого человека таблетки действуют по-разному. – Бутала вздохнул и посмотрел на меня своими крошечными черными глазами. – Метод проб и ошибок, Оливер.

Я хлопнул ладонями по бедрам и посмотрел в потолок.

– Не нравится мне все это. Почему бы не прописать мне то же, на чем я сидел в прошлом году, а?

– Мы так и сделали. Оно не помогает.

Я склонился вперед и хлопнул по его столу.

– Сделайте так, чтобы я чувствовал все! Или не чувствовал ничего!

– Я стараюсь. – Бутала положил руки на клавиатуру. – Новые таблетки подействуют в течение двух, может, четырех недель, так что мгновенного результата не жди. Отправлю новый рецепт медсестре. На занятия начнешь ходить с понедельника. Если заметишь какие-то серьезные изменения, дай мне знать.

Я кивнул, поднялся и вышел, не получив никаких ответов и никаких решений. Если повезет, в понедельник я увижу Мию в классе. Так или иначе, я увижу ее.

У меня не было двух, а тем более четырех недель, чтобы привести себя в порядок.

Мне нужно было разобраться с ней в эти выходные.

Семь

Жестокая ирония: ты – моя вечность,

но не прямо сейчас.

Оливер Мастерс

Мия

В субботу утром я проснулась и обнаружила на полу записку. Итана рядом со мной не было. Записку написали на вырванном, желтоватом листе из книги, который явно сворачивали и разворачивали раз двадцать. Разумнее было бы записку не трогать, но сердце решило за меня.

«Нам нужно поговорить. Как в старые-добрые. Ты знаешь, где меня найти. О. М.»

Я сразу же узнала его почерк. Я резко вздохнула, потому что знала, что должна была сделать. Что мне придется сделать.

Я знала, что пройду сквозь двери разочарования, но в сердце моем плескались капля надежды и остатки сомнений. Чтобы не показывать, что я слишком много об этом думала, я пришла к нему в спортивных штанах, футболке и с настоящим бардаком на голове. После той ужасной шутки директор Линч спросил мой размер одежды и выдал несколько самых необходимых вещей. Многого мне и не нужно.

Как только двери библиотеки закрылись за спиной, на меня нахлынули знакомые чувства. Я не бывала в этом лабиринте несколько месяцев – в целом забегала сюда только за самоучителем по языку жестов. И с тех пор я не могла заставить себя зайти в эту дверь. Библиотека не давала мне дышать: с каждым шагом, который приближал меня к нашему с Оливером тайному месту, казалось, что полки нависают надо мной. Я ускорилась, глядя только вперед.

Олли ждал меня на полу: как только я завернула за угол, он поднял голову. В одинаковых серых штанах и белых футболках мы походили на близнецов. Его коричневые волосы выглядывали из-под неизменной шапочки, которую Оливер носил, когда жизнь его разваливалась на части. Он никогда не прятал собственные чувства. Даже во взгляде его читалось: «Я чертова развалина».

Он чуть склонил голову, и мне показалось, что в его зеленых глазах мелькнуло что-то знакомое – тень того человека, которого я знала. Но сейчас я ни в чем не могла быть уверенной. Я должна была твердо знать, что это он. Я вгляделась в его лицо, засмотревшись на изгибы губ, на маленькую веснушку, которая обычно таилась где-то в уголке его улыбки. Сейчас Оливер не улыбался, но лицо его все равно заставило меня вспомнить о тех временах, которые мы делили