Он молчал. Потом я увидела протянутую руку с зажатым белоснежным платком. Робко взяла и нагнулась, чтобы убрать с пола, но почувствовала, что он резко дернул меня за шиворот. Встряхнул.

— С ума сошла? Рот вытри… Мэри. Пол вымоет уборщик.

Я без промедления прижала платок к губам, выполняя приказ. Пробормотала:

— Спасибо. Я верну вам платок… — Застыла, понимая, что несу очередную глупость. — Чистый, конечно…

Он снова окинул меня взглядом с ног до головы:

— Что ты пила? Только честно.

Я опустила голову:

— Водку.

— Сколько?

Я сглотнула. Красные пятна проступили даже на руках.

— Кажется, три рюмки… или четыре…

Он сцедил выдох сквозь сжатые зубы:

— И с трех рюмок так опьянела? Наркотики?

Я неистово замотала головой:

— Нет! Нет… Я никогда…

Он кивнул, будто безоговорочно поверил:

— Ладно… Пошли со мной. Мэри…

Я замерла:

— Куда?

— Ко мне домой. Посидишь, придешь в себя. — Он посмотрел на мои ноги: — Пришла босяком, что ли?

Я кивнула на машину:

— Там… В багажнике…

Незнакомец достал мои туфли и со стуком швырнул на пол:

— Обувайся. И халат хорошо запахни, чтобы ничем не сверкать.

Я стиснула зубы. Надо терпеть. Он имел полное право это сказать, потому что это было правдой. Я сделала все, что он просил. Но не шелохнулась, осталась стоять, даже когда мой неожиданный благодетель направился вглубь парковки. Единственное, во что я сейчас хотела верить — что он не обманет.

Он обернулся:

— Что встала?

Я облизала пересохшие губы:

— Вы, правда, не ведете меня в полицию? Пожалуйста, не надо полиции.

Он нервно выдохнул, вернулся и взял меня за руку:

— Пошли.

Глава 19

Незнакомец провел меня в другой конец парковки, остановился у утопленной в нише широкой матовой двери лифта, в которой виднелось мутное зеленое отражение моего халата. По-прежнему цепко держал меня за руку. Я озиралась вокруг, четко осознавая, что это не трущобы. Не Кампанила. Догадка напрашивалась только одна, и от этой мысли все в груди сжималось. Неужели «та» сторона? Та самая? Здесь все было другим. Даже воздух.

Мы вошли в кабину лифта. Стояли напротив друг друга. Подъемник едва слышно загудел. Я вздрогнула, когда лифт тронулся, и неосознанно коснулась стены. Кажется, мы поехали вверх, и внутри все съежилось. Я знала, что такое лифт, но ни разу в жизни в нем не ездила… Наконец, опустила руку. Я смотрела немного в сторону, в большое натертое до блеска зеркало, в котором спиной отражался мой провожатый. Широкие плечи, идеально сидящая короткая серая куртка. Чуть взъерошенные пепельные волосы, под которыми поблескивала неоново-синим полоса какого-то передатчика. Я была рада, что не видела собственного отражения. Должно быть, оно ужасно… Я не имела права даже стоять рядом с этим лощеным мужчиной.

Незнакомец молчал. И я молчала. Лишь разглядывала его украдкой. Только теперь заметила, что его правая рука под курткой была зажата в какую-то конструкцию из тонких белых направляющих и полупрозрачных пластин со светящимися точками датчиков. Шина или какой-то фиксатор… Что у него с рукой? Перелом?

Я смотрела на его длинные нервные пальцы с продолговатыми полированными ногтями. И невольно вспоминала другие руки… руки, которые еще сегодня касались меня. Я невольно стиснула зубы. Меня прошибло паникой. На что я надеюсь? Мне дадут воды. Может, позволят умыться. А что дальше? Куда дальше? Этот человек прав: когда я выйду отсюда — в таком виде дойду лишь до первого патруля.

Лифт замедлил скорость, плавно остановился. Незнакомец вышел в ярко освещенный коридор, велел следовать за ним. Я старалась не отставать, перебирала ногами. Невольно озиралась, приходя в трепет от открывшегося пространства, обилия света. Смотрела на роскошную лепнину, расписные стены, статуи львов из белого мрамора. Я любила рассматривать электронные реплики альбомов Старого мира. С большими цветными фотографиями. Этот коридор напоминал древние дворцовые галереи Флоренции. Или Венеции…

Я замедлила шаг, стараясь рассмотреть хоть немного. Повернулась направо, и вовсе остановилась. Это было огромное панорамное окно, за которым открывался ярко освещенный ночной город. Море огней… От страха высоты будто сковало льдом, я отшатнулась, но вытянула руку, подошла, коснулась кончиками пальцев толстого холодного стекла.

— Мэри!

Видно ли отсюда Кампанилу? Из этого окна? И что там теперь происходит? О тетке Мариките я не жалела — она оправдается, Марко не станет ее винить. Но Джинни… Что будет, если в чем-то обвинят Джинни?

— Мэри!

Перед глазами мелькнула кошмарная сцена, где Сильвия с воем корчилась на полу. Я нервно закрыла лицо ладонями.

— Мэри… — Мой провожатый оказался совсем рядом, схватил за руку, повыше локтя, тряхнул: — Ты оглохла? Почему не откликаешься? Нечего здесь стоять.

Я извинилась, опустила голову. Теперь ни на что не отвлекалась — смотрела на его лакированные туфли. Мы вошли в дверь, у входа встретил опрятный пожилой мужчина в синем пиджаке с серебристой эмблемой на лацкане:

— С возвращением, сэр.

Мой спутник кивнул:

— Вы свободны, Мэйсон. Идите отдыхать, час поздний.

Тот почтительно склонил голову:

— Доброй ночи, сэр. Мадам очень обеспокоена… Ждет вас в большой гостиной.

— Я не удивлен.

Казалось, новость «сэра» не обрадовала. Он, наконец, отпустил мою руку, пошел вперед. Я увидела просторный светлый холл с высоченным потолком. Обилие стекла и света. Впереди виднелась полукруглая колоннада. Мадам… Его жена? И эта мысль вдруг неприятно царапнула.

— Сальвар… Мой мальчик. Я уже все знаю. Как твоя рука? Как же так? Ты слишком легкомысленно относишься к своему здоровью.

Этот голос можно было бы слушать бесконечно. Удивительный, мелодичный и в то же время глубокий. Очаровывающий. Я не видела эту женщину, ее скрывала белая колонна, но она обязана быть необыкновенной красавицей.

И, значит, Сальвар… В трущобах я не знала никого с таким именем. Сальвар… Оно очень подходило ему. Холодное, надменное и, почему-то, какое-то серебристое. Как блеск металла. Мне так представилось.

Он кивнул:

— Здравствуй, Гертруда. Разве Алисия оставила пробелы в твоей осведомленности? Почему ты не ложишься? Уже поздно.

Гертруда вышла из-за колонны, поцеловала Сальвара в щеку, и я буквально открыла рот. Она оказалась значительно старше, чем можно было бы предположить по дивному голосу. Намного старше тетки Марикиты. Наверняка годилась в бабушки, но… назвать эту потрясающую даму бабушкой просто не повернется язык. Правильные черты лица, короткая, почти мальчишеская задорная стрижка на снежно-белых волосах, деликатно подкрашенные, тонкие губы, идеальные брови над живыми синими глазами. На ней было длинное кремовое платье простого кроя и неброские украшения.

Она тепло улыбнулась, глядя на Сальвара:

— Ну, зачем ты