Такие автомобили привозили только с диких территорий, из-за Разлома. Сталкеры добывали осколки Старого мира в разрушенных городах, от которых уже почти ничего не осталось. Да и раритеты с каждым годом иссякали. Что-то уже растащили, что-то от времени рассыпалось в труху.

Я подошел к машине, инстинктивно провел ладонью здоровой левой руки по капоту. Еще теплому от недавно работавшего мотора, чуть шершавому от похабно наложенной краски. Твою мать… Руки оторвать этим спецам! Прошел вдоль дутого бока. Двудверный кузов имел изящную сигарообразную форму, плавные линии. Хорош!

Я повернул замок багажника, и крышка чуть подпружинила. Сюда иногда складывали оригинальные детали, которые не сумели восстановить сами. Точнее, испохабить. Но на этот раз содержимое багажника оказалось гораздо… интереснее…

Первое, что я увидел — два огромных пронзительно-голубых глаза с безумными расширенными зрачками. Россыпь блестящих солнечно-рыжих волос и зеленый шелк. Что это? Шутка Найджела? Но девица никак не тянула на счастливый сюрприз. Была перепуганной и даже какой-то невменяемой. Откуда она здесь взялась?

Я нагнулся, пытаясь найти в ее глазах признаки осмысления:

— Это еще что такое? Что ты здесь делаешь? Кто ты такая?

Из багажника одуряюще несло бензином. Сколько она там просидела? Молчала. Лишь таращилась, не мигая. Твою мать… Обдолбанная, что ли?

— А ну, вылезай!

Девчонка не шевелилась, будто ничего не понимала. Только наркоманов не хватало. Твою мать!

— Ты глухая?

Я не утерпел. Ухватил ее за руку и вытащил из багажника. Она вцепилась в мою руку тонкими ледяными пальцами и, кажется, едва стояла. Тряслась, как осиновый лист. Фарфоровая кожа, глазищи, как два топаза. Девчонка, как с картинки… Но, черт возьми, она же просто в хлам! В груди кольнуло что-то вроде сожаления. Без сомнения, местная. С прекрасной чистой генетикой. Не перекроенная. Даже волосы, кажется, природного цвета. Нереального цвета, как свечение Разлома. Надо же… Даже до всех своих безумных тюнингов Алисия и вполовину не была так хороша. Зато не прикасается к спиртному… к наркоте — тем более. Это было разумным плюсом.

Наркоманка… Девчонка даже не понимала, что стоит передо мной босая и почти голая. Я скользнул взглядом по широкой вертикальной полосе молочно-белого обнаженного тела, отмечая небольшую упругую грудь, плоский живот, гладкий треугольник между ног. Сердце невольно пропустило удар. Твою мать, надо быть слепым, чтобы ничего не ёкнуло…

Я поспешно выдрал свою руку из ее цепких пальцев. Кажется, пахнуло алкоголем.

— Еще и голая… — Подался вперед, глубоко вдохнул у ее лица. Отчетливо несло выпивкой: — И пьяная…

Девчонка, вдруг, будто опомнилась. Побледнела, как мел, нервно дернулась. Опустила голову, словно впервые осознала, как выглядит, и в каком-то спазме запахнула полы коротенького шелкового халата. Далеко не дешевого. С остервенением затянула пояс, точно хотела таким странным способом удавиться. Залилась краской, аж пошла пятнами, стояла, не поднимая головы. А я смотрел на нее и не мог отвести взгляд.

Кто же ты такая, красивая пьяная дурочка? Я очень хотел это узнать.

Я коснулся ее лица, заставляя посмотреть на меня:

— Ты кто такая? И что делаешь в моей машине?

Глава 18

Я молчала. Не отрываясь, смотрела в льдистые глаза и просто не понимала, как оправдаться.

Незнакомец стиснул пальцы на моем подбородке и склонился еще ближе, обдавая горьким ароматом:

— Мне вызвать полицию? Это частная парковка. Ты проникла на частную территорию. Еще и в непотребном виде.

Я вздрогнула всем телом:

— Умоляю, не надо полицию. Я сейчас же уйду.

Он холодно усмехнулся:

— Уйдешь пьяная и голая?

Я опустила голову и молчала, мечтая просто провалиться. Мне нечего было ответить. Какие могут быть оправдания? У него есть глаза.

— В таком виде ты уйдешь до первого патруля… — Он, наконец, убрал руку, отстранился. Требовательно спросил: — Где ты так напилась?

Я снова молчала. Просто не могу сказать правду. Ни за что не признаюсь. Но и в полицию никак нельзя. Что сделает полиция? Установит личность и вернет меня в Кампанилу. Моему кошмарному мужу. Марко никогда не поверит, что я не собиралась бежать. Он не простит.

Я подняла голову:

— Поверьте, у меня были… свои причины… Я очень прошу вас… Позвольте мне посидеть где-нибудь здесь, пока я не приду в себя. Всего полчаса. И я уйду, обещаю. Всего полчаса. А если бы умыться и немного попить воды… — Я начала глупо озираться: — Здесь, на парковке, наверняка найдется технический кран…

Незнакомец пристально смотрел на меня:

— Технический кран?

Я нервно закивала, будто пыталась сбросить этот взгляд:

— Мне нужно совсем немножко.

Я бы не осмелилась просить чистой питьевой воды — это слишком дорого.

Он все так же смотрел на меня, будто пытался заметить что-то важное. И колкие ледяные глаза вдруг смягчились, а красивое лицо, напротив, превратилось в непроницаемую застывшую маску без эмоций.

— Как тебя зовут? — Голос тоже звучал ровно и отстраненно.

— Со… — я тут же осеклась, замерла. — Мэри. Меня зовут Мэри…

Это все, что пришло на ум. Я лихорадочно соображала, стараясь выдумать что-то созвучное, но не сумела. Ляпнула первое попавшееся имя. Я была абсолютно уверена, что он уловил ложь. Я слишком растерялась…

Я снова опустила голову, прикрыла глаза, ожидая очередных вопросов и обвинений. В ушах гудело, сердце нервно колотилось. От яркого света и бензиновой вони меня мутило с каждой секундой все сильнее. Сейчас стошнит. Господи! Если меня стошнит на его парковке — он точно сдаст меня в полицию. Я часто сглатывала, держалась изо всех сил.

Незнакомец снова молчал, пристально разглядывая меня. Наконец, лениво прокатал звук по языку:

— Мэри… Пусть будет Мэри.

Он точно понял, что я соврала. Внутри все содрогнулось, я неосознанно прижала ладонь к губам, стараясь задавить невыносимый приступ тошноты. Тут же кинулась в сторону, за машину. Меня буквально согнуло пополам, желудок исторг жалкое содержимое. Но, тут же, стало намного легче, будто я разом протрезвела.

Я боялась выпрямиться и посмотреть на незнакомца. Наконец, пробормотала, не разгибаясь:

— Простите. Прошу вас, простите. Мне очень плохо. Если