объяснить я. – Я сказала это тогда, потому что надо мной бы посмеялись, если бы я призналась, что всё, в чём я нуждаюсь – это Доминик Де Сантис, стоящий напротив меня.
Обе ладони мужчины легли на мои щёку, мягко поглаживая меня, пока мы смотрели друг другу в глаза.
– Никто больше никогда не посмеётся над тобой, Аврора, – пообещал он. – Ты под запретом у каждого, кто не входит в список твоей новой семьи.
Моё сердце всегда таяло от того, какие именно слова он находил, чтобы сказать их мне.
– Я сомневалась в тебе, – шепотом призналась я.
– И я сомневался в тебе, Аврора, но только потому, что мы вечно скрывали что—то друг от друга. Мы запутались. Теперь никаких тайн. Теперь мы говорим друг с другом.
Люди редко признавались в чём-то таком, как мы, но мы никогда не были, как все. Доминик всегда отличался, а теперь вместе с ним отличалась и я.
– Тогда, мне нужно кое в чём признаться тебе, – прошептала я.
Мне было так страшно, но я верила, что он больше не отпустит меня, но всё равно боялась ранить его.
– Это касается твоей боли?
– Нет, – я закрыла глаза, набираясь сил. – Но это касается тебя.
– К чёрту меня! – не пугливо прорычал мужчина. – Значение имеешь лишь ты, Принцесса. Всегда только ты, – вновь повторил свои недавние слова Доминик.
– Доминик, – жалобно проскулила я, собираясь признаться ему.
– Мне плевать, кто что сделал. Плевать, кто твои родители. Плевать, как люди будут говорить обо мне, – выбросил он. – Мне важно только то, что чувствуешь ты, Аврора. То, с чем тебе приходиться сражаться. Как ты себя чувствуешь и готова ли ты принять меня после всего того, что я натворил.
Мои плечи тряслись, но рот оставался на замке.
Я должна была сказать это ему сейчас, пока было не поздно, но я струсила и промолчала.
Мне так не хотелось портить момент. Хотела, чтобы у нас было хоть что—то не испорченное Короззо.
– Ты говоришь с ними? Со своими родителями? – уточнила я.
Доминик молчаливо кивнул мне.
– И что они говорят?
Мужчина засмеялся себе под нос, продолжая поглаживать мои раскрасневшиеся щёки.
– Отец немного расстроен, но это его импульсивность течёт в моих венах, поэтому он грешит на самого себя.
– А мама?
Моё нутро грелось, когда я вспоминала о ласке, которую мне дарила Анна.
– Она говорит тебе слать меня к чёрту, – с выходом рассказал Доминик. – Ты же знаешь, она была категорична по отношению к своим девочкам, а ты была её девочкой.
Я нежно поцеловала его, но потом вновь оторвалась.
– А тебе? Что она говорит тебе? – поинтересовалась я.
– А со мной она не разговаривает.
Из меня вырвался смешок, а затем ещё и ещё, пока я не начала громко хохотать. Доминик подхватил мой смех и мы утопали в звуках друг друга, пока мужчина не отпустил мою щёку и аккуратно не разжал мой кулак, доставая из него кольцо.
Оно было таким красивым, что завораживало мой взгляд.
Почему Анна никогда не носила его?
Доминик поднял мою руку за дрожащую кисть и прижал её к своим губам, оставляя свой поцелуй, из-за которого мои ноги почти подкосились.
Он медленно коснулся кольцом моего безымянного пальца, а затем протолкнул его дальше, одевая его на меня, словно оно всегда было моим.
Мы не смотрели вниз на наши руки, потому что не могли оторвать глаз друг от друга.
– А что ты говоришь им? – спросила я, когда почувствовала, как кольцо идеально село на мне.
Доминик тяжело сглотнул, переплёл наши пальцы и бережно подтолкнул меня ближе к себе.
– Что, наконец, исполнил их мечту о тебе.
Глава 25
Весь следующий день мы с Домиником провели вместе. Он забыл о работе и возил нас с Джулией по магазинам, потому что не позволил мне вернуться в мой старый дом даже для того, чтобы забрать оттуда вещи, а одежда его сестры была мала для меня. Я бы с удовольствием продолжала ходить по дому в его футболках, которые почти закрывали мои колени и были длиннее практически всех моих платьев, но выйти на улице в таком наряде я бы никогда не осмелилась. Мне просто было жаль мужчин, которые хотя бы на секунду обронили бы на меня свой взгляд, потому что в следующую у них бы не было глаз, а может они бы и вовсе перестали дышать.
Мой выбор снова пал на белый цвет, который я до безумия любила, и который позволял мне скрывать побочные эффекты моей прошлой жизни, хотя теперь я в этом совсем не нуждалась. Мне не нравилось, когда люди нагло пялились на меня, но этого было не избежать, поэтому мои наряды всегда подчёркивали мою фигуру и, следуя моему выбору, раскрывали ту часть тела, которую на данный момент можно было видеть, в отличии от другой, которая была покрыта ужасами минут, проведённых в компании семьи. Белоснежный цвет заставлял меня чувствовать себя чище, что немного успокаивало, как будто меняло моё происхождение.
Но пока Джулия отвлекала Доминика по моей просьбе, хотя он всё равно практически не сводил с меня своих глаз, я успела купить кое-что цветное.
Мы забрали мою машину, и я дала Джулии немного поводить её, когда мы оказались на пустой дороге, по которой за нами следовал только Доминик. Как только он понял, что за рулём оказалась не я, потому что мы не проезжали и двух метров прежде, чем резко не остановиться, так как у девушки совсем не было навыков в вождении, Доминик сравнялся с нами, а потом мы ещё долго смеялись, вспоминая его, выпученные от ужаса, глаза. Джулия никогда не изъявляла желания водить машину, поэтому её брат так и не купил ей её, но сегодня она попросила у меня об этом, и мне показалась, что она делала это не потому, что ей всё-таки захотелось водить, а потому, что она хотела создать новые воспоминания со мной.
Мой телефон, наконец, оказался у меня. У меня не было ни одного пропущенного от мамы, как обычно, потому что она звонила мне лишь в тех случаях, когда ей что-то было нужно от меня. Возможно, она и не заметила пропажу отца, если только ей не донесли, что вся Ндрангета вчера искала его вместе со мной.
Я узнала, что Доминик каким-то образом сделал так, что мог отлеживать меня именно через мой телефон, но не