«Ты серьёзно считаешь, что я могу влюбиться в такого безрассудного и глупого ребёнка, как она? Забыла, каких женщин я предпочитаю?»

«Просто мне нужно было втереться ей в доверие.»

«Мне с ней жить под одной крышей до конца жизни, и я предпочитаю провести это время с влюблённой женой, которая будет боготворить меня и слушаться.»

Его реплики молотом стучат в голове, отдаваясь эхом в каждом уголке сознания. Что-то тянет внутри и неумолимо трескается, впиваясь в изнанку кожи острыми иголками. Невыносимо больно. Сложно. Моя душа кровоточит, пульсирует, кричит, воет. Но никто не слышит. Не позволяю. Ломаю себя и расплываюсь в лучезарной улыбке, давая Титову понять, что безумно рада его видеть. И он верит. Слава богу, он верит! Я справляюсь. Из последних сил, но всё же у меня получается. И пока я борюсь сама с собой, пока ярость на пару с ненавистью воюют с благоразумием, все окружающие меня звуки затихают настолько, что я пропускаю отсчёт ведущего до броска букета.

Прихожу в себя и отвожу взгляд от Димы, когда пушистый букет сталкивается с моим лицом и падает на пол, к моим ногам. Я даже толком не успею разглядеть белые бутоны. Лишь мутным взглядом наблюдаю за тем, как рядом стоящие девушки нападают на букет, словно на сундук с сокровищами. И после несколькосекундной возни трофей достаётся миловидной блондинке. Понятия не имею, кто она такая и из какой семьи, да и неважно. Не волнует. А её лучезарная победоносная улыбка раздражает – как очередная горсть соли на рану. Невыносимо смотреть. Невыносимо здесь находиться. Невыносимо пребывать в эпицентре торжества, посвящённого любви и романтике. Тошно. И тошнота усиливается, когда моего локтя касается горячая мужская рука.

Мне не нужно смотреть, чтобы понять, кто ко мне подошёл. Моё тело и так чувствует своего хозяина, который за столь короткий срок сумел посадить его на свой крючок. Но если обычно оно тут же таяло и наполнялось желанием, то сейчас рефлекторно дёргается, и я вырываю локоть из хватки пальцев так, словно меня ударило током.

– Ты чего так испугалась? Это же я, – с улыбкой спрашивает Титов, и я вскидываю голову, встречаясь с его недоумённым взглядом.

Это же я.

Да, это ты… В этом и вся проблема, с которой не представляю, как сумею справиться. Смотрю в его глаза – такие родные, ясные и цепкие – и сердце с каждым сокращением стучит пронзительнее. Зажигается и тухнет, пока хоровод сомнений сплетается в душе.

А вдруг не было никакого видео? Вдруг последние полчаса мне всего лишь приснились, и всё, что я узнала о Диме – плод моего воображения?

Было бы прекрасно, но нет. Жестокая реальность заряжает мне иллюзорным молотом по голове, когда я перевожу взгляд чуть в сторону от Димы и вижу вдалеке Ангелину. Она внимательно наблюдает за нами, а как только видит, что я смотрю на неё, слабо улыбается и салютует бокалом. Сука!

Сорваться! Побежать! Напасть! Схватить её шикарные чёрные патлы и протереть ими все полы замка!

– Роли, ты меня слышишь? – нежное прикосновение пальцев к моей щеке вынуждает меня вздрогнуть и отогнать прочь кровожадные мысли.

Возвращаю взгляд к Титову и напрягаюсь. Теперь он смотрит с беспокойством. И это плохо. Очень плохо. Я не справляюсь.

– Да, слышу. Всё нормально. Просто не услышала, как ты ко мне подкрался.

Голос тихий и дрожит. Ясное дело, Дима слышит и тоже напрягается.

– Что случилось? – хмурится, накрывая руками мои плечи. – Ты вся дрожишь.

Вот же чёрт! Действительно? Я и не заметила. И какую отмазку выдать? Замёрзла, пока гуляла у озера? Так на улице почти +30, несмотря на поздний час. Не прокатит. А, значит, нужно придумать что-то более правдоподобное. И, слава богу, мой мозг справляется с этой задачей, как только я снова бросаю короткий взгляд на «Ангела».

– О чём ты разговаривал с Ангелиной? – спрашиваю со злостью, которой во мне хоть отбавляй. Дима же явно воспринимает её за ревность. Вот и отлично. Пусть думает, что меня трясёт от ревности. Пусть в очередной раз потешается надо мной в уме. Лишь бы не догадался о том, что мне всё известно.

Чуть расслабляюсь, когда он недолго смотрит на меня и приподнимает уголок губ.

– Тебе букет сильно по голове ударил?

– Ответь на вопрос.

– Она рассказывала мне об их с Давидом недавнем курьёзе во время отпуска.

– Понятно, – выдавливаю из себя, не веря ни единому слову. И на моём лице это явно написано чёрным по белому.

Димина улыбка становится шире, его руки перемещаются с моих плеч к лицу и нежно касаются щёк.

– Ты очень милая, когда ревнуешь, Роли. Смотрел бы на это до бесконечности, но, уверяю тебя, для ревности нет причин. Особенно к Ангелине. Она же жена моего брата. Считай, мы с ней, как брат с сестрой.

Если бы можно было истерично засмеяться в голос, я бы непременно это сделала бы. А так слегка закашливаюсь, чтобы подавить неуместный хохот.

– Понятно, – повторяю я, как заезженная пластинка, и Диму это настораживает.

– Я серьёзно, Каролина, – он цепляет пальцем мой подбородок и приподнимает лицо. – Для ревности нет поводов. Ты разве не видишь, что для меня не существует других женщин, кроме тебя?

Какой же лжец! С ума сойти можно. И как легко он выдаёт одну ложь за другой? Можно обзавидоваться.

– Вижу, – сглотнув, отвечаю. – Но ты же знаешь нас, женщин. Нам постоянно нужно напоминать, что мы единственные и неповторимые.

Это я зря сказала. Осознаю данный факт, когда Дима наклоняется и запечатывает мои губы поцелуем. И так целует… Чёрт! Как всегда это делал – страстно, глубоко, умопомрачительно, лишая меня возможности дышать и здраво мыслить.

Я думала, мне станет мерзко, когда он меня поцелует. Но ничего подобного. Несмотря на правду и всю боль, которой я заполнена до краёв, я не могу оставаться безучастной. Не могу приглушить в груди взрыв чувств к этому подонку. Не могу перестать любить его по щелчку пальцев. И это уничтожает меня, заставляя ощущать себя ещё более жалкой.

Обвиваю руками его шею и сталкиваюсь с его языком, утешая себя тем, что именно так мне и нужно действовать, лишь бы Дима ничего не заподозрил. Целую его ничуть не менее пылко и сладко, чем раньше, однако всего несколько секунд. Потом картинки того, как он так же целовал Ангелину, бурным фонтаном стреляют в памяти, заливая всю мою сущность неконтролируемой яростью.

– Чёрт, – Титов разрывает поцелуй и проводит языком по своей нижней