– София, – он шагнул ко мне, голос был тихим, но твердым. – Ты уверена в этом?

– Да, – кивнула, хотя внутри все сжималось. – Ты все подготовил?

– Девушка в морге… она похожа на тебя, – сказал он, глядя мне в глаза. – Я сделаю, как ты просила. Но это не игра. Если ты уйдешь, назад пути не будет.

– Я знаю, – ответила я, чувствуя, как холод воды забирается под кожу. – Спасибо, Мехмет.

Он хотел что-то добавить, но я подняла руку. Вдалеке послышались голоса – рыбаки возвращались с ночного лова. Я схватила Мехмета за рукав и потянула за груду ящиков. Мы затаились, пока шаги не стихли. Мое сердце колотилось так, что я боялась, его услышат.

– После полуночи, – прошептала, снимая с руки украшения. – Я оставлю свою одежду, телефон и записку у воды. Ты знаешь, что делать. А эти браслеты надень на ту девушку.

Мехмет кивнул, его пальцы на миг сжали мою руку вместе с браслетами.

– Не пропади, София. Я серьезно.

– Спасибо, друг.

Отвернулась, чтобы он не увидел, как дрогнули мои губы. Уходя в темноту, я чувствовала его взгляд. Стамбул окружал меня своими огнями, запахом кофе и криками чаек, но я уже была чужой.

Я шла к пропасти, где меня ждала либо свобода, либо конец. Я была готова заплатить любую цену, чтобы не стать куклой в руках жестоких мужчин.

Глава 6

Аэропорт, кафе, я сидела в дальнем углу, в тени, где свет от тусклых ламп едва достигал моего лица. Капюшон толстовки низко надвинут, скрывая глаза, а пальцы сжимали чашку с давно остывшим кофе.

Его горьковатый аромат смешивался с запахом свежей выпечки и далеким эхом восточных специй, которые витали в воздухе. Стамбула везде, даже здесь, в этом безликом месте, где люди растворялись в суете.

Билет в Москву лежал в кармане джинсов, напоминая, что я на шаг ближе к свободе. Три часа до вылета. Три часа, чтобы не попасться.

Я сделала все, как задумала.

Одежда, телефон, записка – все осталось на берегу Босфора. Утром они найдут эти вещи, и Мехмет сыграет свою роль: сообщит отцу, что в морг привезли тело, похожее на меня и друг решил сообщить ему первым.

В доме начнут искать меня только к завтраку, когда Айше заметит, что я не спустилась к столу. К тому времени я буду в воздухе, над Черным морем, далеко от этого города, где каждый взгляд, каждый шепот душил меня. Нужно только продержаться эти три часа.

Сидела, прижавшись к стене, и наблюдала за толпой. Аэропорт гудел, ни на секунду не замолкая, голоса на десятке языков, шарканье чемоданов, объявления на турецком и английском.

Мой взгляд скользил по лицам, выискивая угрозу. Люди Амира могли быть где угодно. Казалось, что его тень тянулась за мной, как дым от благовоний, пропитывая все вокруг. Представляла его людей – высоких, в темных костюмах, с холодными глазами, которые сканируют толпу, как ястребы, высматривающие добычу.

Каждый мужчина в дорогом пиджаке, каждая фигура, задержавшаяся у выхода, заставляла мое сердце сжиматься. Но я не могла позволить страху взять верх. Не сейчас.

Чтобы отвлечься, заставила себя сосредоточиться на людях вокруг. В кафе было многолюдно: туристы с рюкзаками, бизнесмены с ноутбуками, семьи, спешащие на рейсы.

Зацепился взглядом за одну из них – мужчина, женщина и маленькая девочка, лет трех, с кудрявыми волосами, перевязанными алой лентой. Девочка сидела на коленях у отца, размахивая пластиковой ложкой, и смеялась, когда мать пыталась утереть ей подбородок, испачканный йогуртом.

Девочка что-то прощебетала, указывая на витрину с пирожными, и мужчина, улыбаясь, потрепал ее по голове. Его глаза, смотрели на жену с такой нежностью, что у меня защемило в груди.

Они были семьей – настоящей, не скованной цепями традиций или долгов. Я невольно улыбнулась, глядя на девочку, которая теперь тянулась к матери, требуя внимания. Ее крохотные пальчики сжимали край маминого платка, а та смеялась, поправляя ей ленту.

Это было так просто, так естественно, что я почувствовала укол зависти.

Я тоже хотела этого. Не сейчас, может, через годы, но я мечтала о семье, где любовь не была бы сделкой, где никто не продавал бы друг друга ради выживания.

Представляла дом – не такой, как наш, с его мозаиками и тяжестью прошлого, а простой, с деревянными полами, где пахло бы свежим хлебом и утренним чаем. Мужчина, который смотрел бы на меня так же, как этот отец на свою жену, с теплом, без желания сломать.

Дети, чей смех звенел бы, как колокольчики на ветру. Но с Амиром? С ним не было бы счастья – только боль, холодная, как мрамор, и вечная борьба за каждый вздох свободы.

Отвернулась, пряча лицо глубже в капюшон. Кофе в чашке покрылся серой пленкой, и я отодвинула его, чувствуя, как горький привкус поднимается в горле.

Амир Демир. Его имя вспыхивало в голове, как раскаленный уголь. Я ненавидела его – за власть, высокомерие, за то, как он смотрел на меня, словно я уже принадлежала ему. Но больше всего я ненавидела себя за тот миг на балконе, когда его взгляд пробудил во мне что-то, чему я не могла дать имя.

Это было не желание – нет, я не могла желать его.

Это была искра, короткая и обжигающая, которая тут же потухла под волной гнева. Но она была, и это пугало меня больше, чем его сваты или подарки.

Сжала кулаки, ногти впились в ладони. Нет, я не поддамся. Не ему, не этому городу, не долгу, который отец повесил на мои плечи. Я выбирала себя. Москву, холодный воздух, запах мокрых листьев, свободу, которую я чувствовала там, среди серых домов и шумных улиц.

Там я была Софией – не Элиф, не дочерью, чья жизнь принадлежала семье, а просто собой. Студенткой, которая мечтала лечить людей.

Взгляд снова вернулся к семье. Девочка теперь сидела на полу, рисуя что-то на салфетке цветными карандашами. Ее мать наклонилась, шепча ей что-то, девочка засмеялась, показывая свой рисунок – кривые линии, похожие на солнце.

Вспомнила себя в ее возрасте, в Москве, когда мама учила меня рисовать звезды. Она говорила, что каждая звезда – это чья-то мечта, и если я буду верить, моя звезда всегда будет гореть.

Мама. Ее лицо всплыло в памяти