Поэтому я приняла единственное решение, которое оставалось. Я использовала момент, уговорив его провести несколько дней вместе, уехать куда-то вдвоем, будто для отдыха. Он согласился, взял с собой лишь Барковского, который только прилетел из командировки.

Мы поехали в отель при казино. Герман был истощен. Усталый, раздраженный, мне с трудом удалось его успокоить. В тот вечер я убедила его попробовать кое-что новое. Ласково, мягко… Я говорила, и каждое слово становилось частью гипнотического внушения. Я использовала все свои знания, все техники, все, что изучала годами. Вела его за собой, направляя его мысли туда, куда мне было нужно.

Его дыхание стало ровнее, мышцы расслабились, он позволил себе поддаться моему голосу, моей власти. Веки тяжело опустились, пальцы разжались, он проваливался все глубже, все дальше…

Я хотела, чтобы он забыл меня.

Совсем.

Когда он уснул, я вскочила, едва сдерживая дрожь в пальцах. Мне было плохо, я не могла отделаться от мысли, что поступаю ужасно, что зашла слишком далеко и должен быть другой путь… Но я его не знала. Я схватила сумку и лихорадочно забросила в нее вещи. Каждый звук казался мне оглушительным. Я шагнула к двери, но едва не налетела на Барковского.

– Ты это слышала? – спросил он, прищурившись.

– Что? – я не поняла, о чем он.

– Шум какой-то с верхнего этажа…

Я не успела ответить, потому что вдалеке действительно что-то рухнуло с грохотом. Словно сорвали замок или вовсе дверь с петель. Барковский мгновенно напрягся и потянулся к кобуре.

– Ты кому-то говорила, что мы здесь?

– Нет, – я замотала головой, но вдруг с ледяной ясностью осознала…

Я искала билеты. Искала жилье. Искала пути вывести деньги, обращалась к тем, к кому не стоило. Я могла засветиться. Могла привлечь внимание.

Наверное, я побледнела, потому что Барковский тут же поменялся в лице. Его выражение стало жестким, а глаза помрачнели, словно их заволокло штормом. Он тихо зло выдохнул, и я увидела, как заходили желваки на его скулах. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но он резко толкнул меня вперед, к узкому коридору, а в следующее мгновение вжал в мою ладонь ключи.

– В гараже стоит машины Выезжай сразу через лес.

Я заморгала, не понимая.

– А ты? Герман?

Барковский посмотрел на меня, как на полную идиотку.

– Быстро! Уезжай!

Его крик отрезвил меня. Я сделала шаг, но взгляд сам собой устремился назад, в темный коридор, туда, где остался Герман. Я замешкалась. Но всего на мгновение. Я знала, что, если не уйду сейчас, второго шанса уже не будет.

С того дня прошло два года. И именно тогда Герман чуть не погиб из-за меня, а Барковский получил три пули.

Я остаюсь с этими воспоминаниями один на один, ко мне долго никто не приходит, и мне остается только ждать. Так пролетает целый день, который я провожу в запертой спальне.

Но меня не оставляют голодной. Еду приносят трижды. Домработница тихо входит, ставит поднос на стол и покидает комнату, стараясь вообще не смотреть в мою сторону. Я отмечаю, что это не самый плохой знак. Могли бы оставлять под дверью, как заключенной.

После ужина я понимаю, что поспешила с выводами и здесь со мной могут обращаться как угодно. Перед глазами появляется туман, который только сгущается с каждой минутой. Все плывет, а мое тело наливается странной тяжестью, будто я провела сутки без сна.

Это плохо… очень плохо.

Мне что-то подмешали в напиток, и сопротивляться этому бесполезно. Сон наваливается стремительно и безжалостно. Я дохожу до кровати, падаю на нее и посылаю к черту все попытки держаться. Барковский правильно сказал, что иногда притвориться – это не слабость, а сила.

Я могу сыграть по правилам Германа. Первую часть партии.

Быть послушной. Не злить персонал. Не устраивать спектаклей.

Я все равно не могу ничего сделать сейчас.

А вот когда он приедет…

Тогда я придумаю, что делать дальше. Тогда я найду к нему ключик.

С этими мыслями я опускаюсь на подушку, и мир становится мягким и тягучим… Я проваливаюсь в него, забывая обо всем, и только звонкий щелчок возвращает меня назад. Я приподнимаюсь на локте, осознавая, что уже наступило утро, и смотрю на дверь. Кто-то только что открыл замок. Я жду пару секунд, но никто не заходит. Значит, я могу выйти сама. Кажется, время моего заточения в спальне окончено.

Я недолго раздумываю, но выйти действительно хочется. Я выскальзываю из комнаты и направляюсь вниз, в гостиную. Ступени лестницы мягко пружинят под ногами, но вокруг и без того слишком шумно, чтобы кто-то обратил внимание на мои шаги.

Уже идет подготовка. Повсюду снуют люди, суетятся, переговариваются короткими фразами. Охранники прислушиваются к рациям, кто-то полирует поверхности мебели, убирая малейшие следы пыли. В воздухе пахнет дорогим табаком. Знакомый аромат. Видимо, кто-то принес в кабинет Третьякова его любимые сигары.

В холле рабочие расстилают новый ковер. На кухне гремит посуда, повара спешно готовят новое меню, и я улавливаю аппетитный аромат специй. Персонал торопится, переглядывается. Напряжение чувствуется в каждом движении. Никто не говорит громко, никто не позволяет себе расслабиться.

Значит, Герман возвращается.

Он все-таки приедет.

Я вхожу в гостиную и сразу сталкиваюсь взглядами со стервой. Девушка осматривает меня с ног до головы и не спешит двигаться. Она явно смакует момент, а потом скрещивает руки на груди и смотрит на меня с явной усмешкой.

– Ну что, как настроение сегодня? – тянет она, а в ее голосе появляются ядовитые нотки.

Я не идиотка. Она спрашивает не из вежливости. Ее вопрос звучит так, будто на самом деле она интересуется, набралась ли я ума. Усвоила ли урок.

Я беру со стола стакан апельсинового сока и делаю глоток.

– Что ты хочешь от меня? – спрашиваю ее спокойным голосом. – Что я должна делать?

Она довольно усмехается. Хотя следом я замечаю что-то новое, она как будто выдыхает и расслабляется. Словно успела к дедлайну и подавила мое сопротивление в самый последний момент, когда самолет хозяина вот-вот коснется посадочной полосы острова.

– Все просто, дорогая, – говорит она тоном, каким дрессировщики говорят с животными. – Мы продолжим с того места, на котором остановились вчера.

Она зовет охранника, и тот провожает меня в другую часть дома. Длинный коридор, затем массивная дверь, за которой скрывается что-то вроде личного спа-салона. Внутри пахнет дорогой косметикой и маслами. Я узнаю косметолога Софию, которая разговаривала со мной вчера, она кивает мне и указывает, куда