Вивиан, чувствуя это, держалась за стену, как за единственную опору в этом мире. Ее ноги дрожали, и каждый шаг отдавался болезненной слабостью, как будто ее тело не справлялось с нагрузкой. Она направилась к двери, прижимаясь к холодной поверхности, словно это было единственное место, где она могла найти хоть какое-то укрытие от его взгляда.

Сердце Вивиан колотилось, каждый вдох был тяжелым, будто воздух давил на грудную клетку. Она знала, что Йен наблюдает за каждым ее движением, и, хотя он не проявлял явной агрессии, ощущала, как его глаза следят за ней, как его присутствие наполняет пространство. Вивиан добралась до двери, почти вбив свои пальцы в холодный металл, и открыла ее с такой поспешностью, будто боялась, что в любой момент Йен может сорваться.

Когда она оказалась внутри, поспешно закрыла дверь за собой, пряча глаза от его взгляда. Комната была тесной и мрачной, но Вивиан не обращала внимания на детали. Внутри было только одно – душ. Ее тело горело от усталости, от боли и страха, и ей нужно было хоть немного облегчения, хоть небольшая пауза, чтобы собраться.

Она не успела даже расслабиться. Закрыв глаза, Вивиан почувствовала, как слезы подступили к глазам, но не могла позволить себе дать волю чувствам. Ощущение одиночества, уязвимости и безысходности захлестывало ее с головой. Она сжала зубы, чтобы не заплакать, и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь восстановить контроль.

Но даже здесь, в уединении, ее не покидало чувство, что Йен где-то рядом, что его тень продолжает висеть над ней.

* * *

– Ешь, – приказал Йен.

Он сидел напротив, наблюдая за каждым ее движением. Его взгляд был безжалостным, а поведение – будто бы спокойным, но внутри все кипело, как в котле.

После душа Вивиан села за стол, но ни о каком аппетите не было и речи. Вся эта ситуация, вся боль, все напряжение оттого, что она оказалась в ловушке, и каждый ее шаг, каждый ее выбор, даже если он казался независимым, – все это было уже частью игры, которую вел Йен. Ей было тошно, и не только от запаха пиццы, но и от самой идеи обеда в этой комнате, в которой не было ничего нормального. Вивиан закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и не дать эмоциям взять верх, но ее тело реагировало на все остальное – на внутреннюю боль, на физическое истощение.

Тем не менее она заставила себя взять кусок пиццы, ощущая, как он распадается во рту, сухой и безвкусный, словно в ее горле застрял камень. Вивиан прокашлялась, пытаясь не выплюнуть все обратно, и медленно откусила, но ее желудок сопротивлялся. Он был пуст, как сама ее жизнь в этот момент.

Йен не отводил глаз. Он сидел неподвижно, как статуя, наслаждаясь ее борьбой с собой, с ситуацией, с тем, что она не могла контролировать.

– У меня болят раны. Мне нужно поменять бинты, – сказала Вивиан, указывая на свои предплечья, где от его жестоких рук остались следы. Она не могла больше скрывать, что ей больно, но одновременно пыталась сохранить достоинство, не поддаваясь на его провокации. Вивиан не хотела выглядеть еще более уязвимой, чем она уже была.

Йен лишь хмыкнул, как если бы он знал, что она ждет чего-то большего. Но вместо этого произнес:

– Ешь. – Этот приказ был как последний гвоздь в ее гробу, ее страдания и боль стали чем-то второстепенным, как часть общего сценария, который он выстроил для нее.

Вивиан нервно выдохнула, ощущая, как высохший кусок пиццы застревает в ее горле. Она давилась, пытаясь проглотить, но ее тело, усталое и ослабленное, не слушалось. Раны на ее руках, которые он оставил, напоминали о том, что ее жизнь была в его власти. И каждый его взгляд, каждое его слово – это было давление, которое невозможно сбросить.

Йен откинулся на спинку стула, его взгляд стал немного отстраненным, словно мужчина с удовольствием размышлял над тем, что вот-вот скажет.

– Мой отец пообещал мне наследство в обмен на внука, – произнес он с такой холодной уверенностью, как будто это был самый естественный и логичный ответ. Вивиан попыталась переварить его слова, но они звучали так, как будто мир вокруг нее рушится, как будто ее роль в этой истории не была решена случайно.

Йен продолжил, не обратив внимания на ее реакцию:

– Поэтому я решил, что мать моего будущего ребенка должна быть умной. – Его слова были пронизаны холодным расчетом. Он словно выстраивал ее как идеальный элемент в своей системе. Вивиан не была для него человеком, а скорее инструментом для достижения цели.

Йен немного наклонился вперед, и его взгляд стал еще более настойчивым.

– Красивой.

Затем его пальцы скользнули по ее щеке, его прикосновение было мягким, даже нежным. Он будто бы пытался показать ей, что это не совсем насилие, что есть некая искренность в этом жесте. Но Вивиан чувствовала, что в этих действиях скрывается нечто опасное.

– И сильной, – сказал Йен с самодовольной ухмылкой, которая не оставляла места для сомнений. Он явно наслаждался этим моментом, своим превосходством. Его слова были как осуждение, как приговор, не оставляющий места для выбора.

Вивиан попыталась что-то сказать, но его движения были быстрее. Йен потянулся к ней, и она, инстинктивно отпрянув, почувствовала, как сердце сжалось от страха. Но Йен не дал ей времени. Грубо схватив за подбородок, он насильно поднес ее лицо к своему, и их губы встретились с жестокой силой. Вивиан не успела отреагировать, ее тело напряглось, а его руки стали ловушкой, которой она не смогла избежать.

Вивиан почувствовала, как его поцелуй был не просто актом страсти, а утверждением его власти. Он как будто хотел сказать: «Ты не можешь уйти, ты не можешь сопротивляться». Вивиан ощутила, как ее дыхание стало тяжелым, и в ее душе снова возникло желание вырваться, почувствовать хоть малую долю свободы, но она знала, что в этой комнате, с этим человеком ее силы были беспомощны.

Она пыталась противиться, но Йен продолжал, его губы плотно сжались на ее, не давая ни единого шанса для побега, для сопротивления.

Вивиан пыталась вырваться, ее руки были напряжены, ее тело сопротивлялось, но силы были неравны. И вдруг, ощущая этот момент слабости, она сделала решительный шаг.

Сердце билось в груди, как молот,