– Отвечай! – закричал он, усиливая хватку.

Вивиан едва могла дышать, ее грудь сжалась, а легкие не могли вдохнуть достаточно воздуха. Она с трудом прохрипела, из последних сил пытаясь говорить, чтобы выжить:

– Хорошо… – едва не задохнувшись, прошептала она, ощущая, как ее тело начинает терять силы, а глаза мутнеют.

Йен резко отпустил ее шею, и Вивиан, словно из глубокой пропасти, начала ловить воздух. Резкий кашель вырвался из ее груди, и она не могла сдержать его, из-за чего в груди защипало. Каждый вдох был мучительно трудным, как если бы легкие снова учились дышать, а грудная клетка была переполнена невыносимой болью. Вивиан нервно сглотнула, чувствуя, как ее горло жгло, а в глазах туманилось от слабости и страха.

Йен, наблюдая за ее состоянием, только ухмыльнулся. Его лицо вновь приобрело холодное спокойствие, а в глазах мелькала некая самодовольная тень, словно он был удовлетворен результатом своего контроля над жертвой.

– Отлично, – произнес он с усмешкой, как будто только что добился чего-то значительного. – Хочешь есть? Я купил пиццу.

Ее мысли снова перескочили, словно лошадь. Пицца? Все, что она могла думать в этот момент, – как бы выжить, как бы не взорваться эмоциями или не оказаться в еще более страшной ситуации. Вивиан вяло кивнула, не смея открыть рот больше, чем было необходимо. Противостояние с ним – это не то, что она могла себе позволить, если хотела продолжать жить. А жить ей нужно было, хотя бы чтобы найти выход из этого кошмара.

Ее тело было еще слабо от того, что пережило. Сил не было, а внутренние раны – психологические и физические – болели намного сильнее, чем любые внешние травмы. Но в эту минуту Вивиан понимала одно: для выживания ей нужно просто подчиняться, терпеть, глотать боль и страх. Резкое противодействие или попытка сопротивляться – это было бы самоубийством.

Йен встал и пошел к двери. Его шаги были уверенны, как всегда, и Вивиан, все еще дрожа, следила за ним взглядом, пытаясь поймать хотя бы маленькую деталь, которая могла бы помочь ей понять, что именно Йен задумал.

Он вернулся с коробками из-под пицц и положил их на стол.

– Я сказал нашим коллегам, что ты приболела. Можешь не волноваться, что тебя будут искать, – спокойно произнес он.

Ее сердце невольно сжалось. Йен сказал это так, как будто это было самым естественным делом в мире. «Наши коллеги…» – эти слова эхом отразились в ее голове. Это значит, что ее исчезновение никто не заметит? Что ее никто не будет искать?

Она почувствовала, как руки снова начинают трястись, а страх проникал в каждую клетку ее тела. Вопросы накапливались, но ни один из них не мог получить ответа. Йен говорил, что никто не будет искать ее. Но кто-то же должен был знать, кто-то должен был искать ее, а если нет – то что это значит?

Ее взгляд не отрывался от Йена, но в голове уже мелькали мысли: что, если она не выйдет из этой комнаты, если ее никто не будет искать, она может стать невидимой для всего мира? Вивиан пыталась удержать контроль над собой, но на этом фоне ее тело все больше напрягалось от страха, а разум метался, пытаясь найти способ выйти из этой ловушки.

– Освободи меня, пожалуйста. Руки сильно болят, и… я хочу принять душ, – произнесла Вивиан с трудом, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Она боролась с собой, чтобы не выдать того страха и боли, что терзали ее изнутри. Каждое слово было вырвано с трудом, но она знала, что, возможно, это единственный шанс на облегчение.

Йен, стоявший в нескольких шагах от Вивиан, посмотрел на нее как-то задумчиво, будто взвешивал просьбу, оценивая ее искренность. В его глазах не было ничего, что могло бы говорить о сочувствии или понимании. Он был как камень, и этот взгляд не оставлял ей надежды на что-то большее, чем холодная расчетливость.

– Хорошо, – наконец, ответил он, и эти два слова вызвали у Вивиан странное облегчение. Но то, что последовало за ними, заставило ее сердце снова сжаться.

Йен подошел ближе, его шаги были тяжелыми, а дыхание – ровным и спокойным. Он наклонился, и их лица оказались буквально в нескольких сантиметрах друг от друга. Вивиан почувствовала его дыхание на своей коже, и ее сердце стало биться быстрее.

– Но учти, – его голос прозвучал как ледяное предупреждение, – если ты попытаешься сбежать, я догоню тебя. А снаружи лес, который я знаю как свои пять пальцев.

Ее сердце пропустило удар. Лес. Все, что Вивиан могла представить, – это безжалостное пространство, в котором она, не зная маршрута, не будет иметь ни единого шанса на выживание. Она кивнула, чувствуя, как горло сжимается от страха. Каждое его слово было угрозой, и Торн понимала, что она для него всего лишь игрушка.

Йен, не отрывая взгляда от ее лица, достал ключ. Вивиан почувствовала, как его пальцы легко обхватывают металл наручников, и с каждым его движением ее руки, наконец, освобождались. Сначала было только облегчение – наручники больше не сковывали ее движения, и руки свободно опустились вниз. Но с этим освобождением пришло и чувство уязвимости. Теперь ей было еще сложнее контролировать свою реакцию на все, что происходило.

Йен открыл наручники, и с этим жестом все стало еще более реальным, чем раньше. Вивиан осознавала, что теперь она не будет просто связана. Теперь она была в его власти по-настоящему.

Он стоял рядом, его взгляд был как будто все тот же – холодный, рассудительный и немного насмешливый. Но это была не насмешка, это было осознание того, что она зависела от него в этот момент, и Йен наслаждался этой властью.

Вивиан, освобожденная, сделала несколько шагов, но тут же ощутила, как напряжение в ее теле отступает, заменяясь слабостью. Она дрожала, но старалась скрыть это, не показывая Йену, что уязвима. Она знала, что любой неверный шаг может стоить ей жизни.

Йен стоял, наблюдая за Вивиан, как хищник за своей добычей. В его взгляде не было ни намека на усталость или сочувствие – только холодная уверенность. Он знал, что держит ее в руках, что ее каждый шаг, каждая попытка сделать что-то, будет под его контролем. Он наблюдал, как Торн пытается освободиться, как ее тело, освобожденное от наручников, все равно остается сдержанным, как будто