Мы помолчали, понимая, что хотим сказать друг другу гораздо больше, чем произносим вслух, и это неизбежно при реальном общении. Человеческий язык слаб и зачастую не способен передать весь спектр эмоций и чувств.

– Сара, – каким-то болезненным тоном позвал Гектор, прижимаясь губами к моей щеке. Наши взгляды в тот момент не пересекались.

– Что? – тихо отозвалась я, а внутри все замерло. Я уже знала этот тон – Соулрайд пользуется им, когда хочет сообщить что-то важное или неприятное.

– Люблю тебя.

Сухо и коротко. Кроме того – боязливо. И это он-то! Он! Любимец, знаменитость! Когда в последний раз говорил такие веские, такие значимые слова? Кому? Забыл, наверное, как это делается. И делал ли вообще…

Перед глазами у меня вспыхнуло, отдало в уши, в затылок… Вот как оно бывает. Самые искренние слова в нашей жизни звучат в самые неподходящие моменты. В этом великая тайна и великая истина.

Вместо ответа я покрепче прижалась к нему. Да, плакать хотелось, но это было роскошью, которую я не могла себе позволить. А отвечать ему что-то вроде «и я тебя» или «взаимно» было бы самой дешевой глупостью, которую можно представить. Ну как можно было испортить такой счастливый момент всего лишь словами? Ведь они – мусор, пустота и фальшь. Иногда они обесценивают момент, даже если звучат лучшие из них.

Ах, как было бы легче, если бы люди научились обходиться без слов! В молчании кроется истина, искренность и настолько сильные чувства, что никак иначе их не выразить. И я надеялась, Гектор того же мнения, а значит, не обидится на отсутствие вербального ответа с моей стороны.

И Соулрайд действительно не обиделся. Он привык отдавать, ничего не прося взамен, а значит, чувств и обещаний это тоже касалось. Знал, что каждый к этому приходит в разные моменты жизни, знал, что человек должен самостоятельно решиться, чтобы такое произнести, а не просто повторить за кем-то из вежливости. И если он уже готов, это меня никак не обязывает. Хотелось поблагодарить его за этот уровень осознанности. По-настоящему взрослый.

За сравнительно короткий промежуток наших отношений он здорово научился чувствовать меня и мои эмоции. Признавшись мне в любви, он понимал, что это априори взаимно. Мы оба знали, и уже давно, что любим. И сообщил он это не для того, чтобы ввести меня в курс дела, а просто вырвалось от переизбытка чувств.

Мы вернулись к вещам и вскоре закончили. На удивление Патрик так и не приехал, хотя я была уверена, что Гвен позвонила ему и настучала. И когда мы покидали дом, я уже не волновалась, что отчим может неожиданно появиться прямо перед нами, сверкая глазами и лысиной. Даже Гвен не высовывалась, пока мы сноровисто выносили вещи, складывали их в открытый багажник и на заднее сиденье. Это меня устраивало. Сделаем вид, что этих двоих вообще не существует, и забудем обо всем, что нас связывало.

– Ну как ты?

– Теперь, когда мы уезжаем отсюда, все просто прекрасно.

Соулрайд хитро подмигнул мне и включил магнитолу, сообщив, что сейчас заиграет его любимая песня. Следующие минуты мы ехали под Fear Factory – «Invisible Wounds». Нельзя было недооценить музыкальных предпочтений мужчины, сидящего за рулем и поглядывающего на меня то с умилением, то с любопытством, то игриво. Что тут скрывать, его вкус разительно схож с моим, а потому кажется идеальным.

Вечером, разобрав и расставив большую часть вещей, мы решили выпить – чисто символически – в честь моего переезда.

– Текилы? – злорадно предложил Гектор.

– Можно и ее, – отшутилась я. – Если не боишься, конечно, что я буду распускать руки.

– Этого я боюсь меньше всего, – загадочно ответил Соулрайд.

Я не стала ничего отвечать, потому что мне вдруг сделалось не по себе. Но виду, конечно, не подала, а осталась той же уверенной и саркастичной Сарой, какой старалась казаться хотя бы внешне. В то же время внутри меня бесновалось множество противоречий. Я боюсь близости с ним, но хочу его практически с первого взгляда. Я знаю, что он тоже хочет, но страха в глазах не вижу. Только самодовольная насмешка, как и всегда. Готовность перевести все в шутку, а потом, в самый неожиданный момент, ловко прижать меня к стене.

Да и чего ему бояться? Он мужчина, ему легче. Отдался во власть чистых инстинктов и наслаждаешься жизнью, а быть женщиной – значит заморачиваться по любому возможному поводу. Вроде меня сейчас.

Но чего я боюсь? Ведь я уже давно сгораю от желания и наконец получу то, чего мы оба хотим, но старательно прячем под масками иронии и взаимного стеба. С этого момента я живу дома у Соулрайда. И близость неминуема. Да, выпить, оказывается, действительно надо, и как можно скорее.

Как будто секс между нами станет чем-то непоправимым. Перечеркнет, «офальшивит» наши отношения, сотрет всю искренность и взаимность. Как будто физическая близость – единственный исход, ради которого все затевалось. Хотелось верить, что после нее ничего не изменится в худшую сторону.

Мы переоделись в первые попавшиеся под руку вещи и отправились в ближайший супермаркет. Теплая погода позволяла выглядеть так нелепо, как нам того хотелось. На мне была его белая футболка с красным номером 85, свободно сидящая по фигуре, и короткие джинсовые шорты. Высокие черные ботинки на шнуровке гремели бляшками при ходьбе. В бейсболке с буквами NY надобности не было – все же солнце уже скрылось, – но я все равно ее нацепила.

Гектор не уступал: он накинул на себя тонкую, почти просвечивающую рубашку гавайской расцветки – такую только на пляж и носить. На нем были красные трико с совершенно убогими лампасами, сланцы и солнечные очки. Откуда у него вообще настолько идиотские вещи? Перед выходом мы осмотрели друг друга и несколько минут смеялись над тем, как нелепо сочетаемся, не в силах остановиться. Затем отдышались и все же вышли в свет, надеясь встретить на своем пути как можно больше знакомых.

И действительно, теплым вечером в центре Уотербери было людно. На нас оборачивались через плечо. Кто-то улыбался, с умилением закатывая глаза, кто-то в недоумении выгибал бровь, а кто-то не скрывал презрения к нашей очередной выходке. Кто-то исподтишка фотографировал, но нам было плевать. Мы шли непринужденной походкой, позволяя слабому ветерку обдувать наши лица, и крепко держались за руки.

– Знаешь, с тобой я чувствую себя как с лучшим другом, которого можно обозвать говнюком или дать пинка под зад, а он не обидится, – призналась я, пока мы ходили вдоль