Если он считает, что в браке со мной всегда сможет откупаться едой или какими-то другими подарками, то крупно ошибается. Мне нужно внимание. Особенно, когда я чувствую себя неважно.

Но вообще мне нужно притормозить. С чего я в принципе начала думать о том, как он будет вести себя в браке? Меня это не должно волновать, так как брака никакого не будет.

– Будь добра, потерпи ещё немного, – вежливо обращается ко мне Глеб. – Как только придут анализы, я к тебе вернусь.

– Очень надеюсь, что с хорошими новостями.

– Думаю, всё должно быть в порядке. Ты молодая и сильная, быстро восстанавливаешься. Главное продолжать пребывать в полном покое. Дома тоже должна будешь придерживаться постельного режима.

– Как долго?

– Ещё неделю точно, потом сможешь добавить в программу своего дня спокойные прогулки. Свежий воздух пойдёт тебе на пользу. А вот о тренировках и вечеринках нужно будет забыть на ближайший месяц.

– Постельный режим, спокойные прогулки, никаких тренировок и вечеринок… Боже мой, я точно отброшу коньки от скуки, – театрально скулю я, и Глеб начинает посмеиваться.

– Ты можешь отбросить их, если станешь пренебрегать моими рекомендациями. Твоим родственникам я тоже всё скажу, чтобы они контролировали твою активность. За эту неделю я успел уяснить, что ты неугомонная и непослушная.

Пожимаю плечами, невинно хлопая глазками. А когда врач разворачивается и почти покидает палату, я задаю архиважный для меня вопрос:

– А я могу хотя бы в душ сходить? Мне кажется, я насквозь пропиталась запахом медикаментов.

– Головокружение точно больше не возвращалось?

– Нет, два дня уже всё в порядке.

– Тогда можешь. Но я скажу медсестре тебе помочь.

– Бога ради не надо. Дайте мне сегодня помыться самой, а то я вообще ощущаю себя инвалидом. Вот Андрей пришёл, – указываю на своего охранника, вошедшего в палату. – Он посторожит возле дверей. Если мне понадобится помощь, он позовёт медсестру. Но уверяю, мне хватит сил помыться самой.

Врач несколько секунд сомневается, но потом всё-таки неохотно даёт добро на банные процедуры в одиночестве. Кайф. Едва сдерживаю себя, чтобы вприпрыжку не отправиться в ванную комнату. Внимательный взгляд Андрея меня останавливает, побуждая добраться до уборной в спокойном темпе.

– Если что, кричи, – сообщает он прежде, чем я скрываюсь в ванной.

Он всегда слишком сильно волновался обо мне, а за минувшую неделю вообще прилип ко мне как банный лист. Почти не отходил и даже предлагал покормить меня, полагая, что у меня не хватит сил удержать вилку. Совсем с ума сошёл.

Да, я до сих пор не чувствую себя на все сто, и голова время от времени побаливает, но в общем и целом со мной всё в порядке. Незначительные ушибы и порезы на коже практически зажили, а сил предостаточно для того, чтобы целых полчаса простоять под тёплыми струями воды, помыть голову и дважды намылить себя кокосовым гелем для душа, смыв с себя запах больницы.

Выжав волосы руками и обернув полотенце вокруг груди, я смотрю в своё отражение и улыбаюсь. Ну вот, другое дело. Щёки хоть порозовели, а в теле ощущается лёгкость, будто я только что смысла с себя тонну грязи.

– Вот видишь, я со всем справилась сама и выжила, – открывая дверь, насмешливо заявляю я и тут же застываю, видя перед собой не Андрея, а Титова.

Встречаюсь с ним взглядом, и треклятое головокружение сразу же даёт о себе знать. Однако на сей раз сотрясение мозга тут не причём. Всё дело в нём, в Дмитрии. В его высокой фигуре, одетой в белую майку-поло и джинсы. В слегка осунувшемся лице с отчётливыми ранами на левой стороне. В его озадаченных, усталых глазах и пристальном взгляде, пригвождающем меня к месту.

Титов несколько томительных секунд смотрит мне точно в глаза, а затем плавно опускает взгляд ниже, к моей шее, груди и телу, скрытому только полотенцем. Своим пылким прицелом осыпает кожу мурашками, нагревают всю кровь и вынуждает мои колени подкоситься.

Мгновение – и Титов подлетает ко мне, обхватывает меня за талию, уберегая от падения. Вскидываю голову, вбираю его запах и будто пьянею ещё больше. Головокружение усиливается, усложняя мне задачу устойчиво стоять на ногах и отстраниться от Дмитрия сию же секунду.

– Тебе плохо? – интересуется он, бегая обеспокоенным взглядом по моему лицу.

– Нет, нормально, – заверяю я, хотя на деле нет ничего нормального. Ведь я сейчас смотрю на Титова и чётко понимаю три вещи.

Первая – я обижалась на него все эти дни, пока он не приходил, куда больше, чем я думала. Вторая – вся обида молниеносно закрашивается радостью от встречи с ним. И третья – я умудрилась соскучиться по нему за неделю. Настолько сильно, что сейчас со всей силы кусаю себе щёку изнутри, лишь бы сдержать счастливую улыбку.

Он же продолжает смотреть сосредоточенно, с долей беспокойства, пока я чувствую, как от нашей близости в груди возникает жжение, сердцебиение ускоряется, а низ живота медленно стягивает напряжением. Его губы слишком близко, всего в десяти сантиметрах от моих. Словно магнитом манят прикоснуться к ним своими. Надеюсь, в моих глазах не пестрит яркая вывеска о том, что я бы не прочь с ним снова поцеловаться, снова ощутить ту эмоциональную бомбу, которую ощутила во время нашего ужина. Иначе это будет фиаско.

Чтобы отогнать наваждение и не выдать себя с потрохами, несколько раз моргаю, а после концентрирую взгляд на повреждениях на лице Титова. Вблизи мне ещё лучше видны порезы на лбу, щеке и возле брови и не до конца заживший синяк на скуле. Даже лёгкая опухлость ещё сохранилась. Боюсь, представить, каким было его лицо сразу после аварии. И какие ещё повреждения он получил.

– Это одна из причин, почему я к тебе не приходил, – заметив, как я скрупулёзно разглядываю его раны, произносит Дмитрий. – Вид был жуткий.

– А были ещё причины? – не удерживаюсь от вопроса.

– Конечно. Неужели ты думала, что я просто так не появлялся?

– Я не думала об этом, – вру и, как мне кажется, вполне правдоподобно, однако Титов по обычаю усмехается, явно не поверив мне.

– Я не приходил к тебе, потому что врач сказал, что абсолютный покой – лучшее лекарство в твоём случае. Тебе нельзя было волноваться, раздражаться или нервничать, а, как мы оба знаем, рядом со мной ты всё это делаешь постоянно. Я не хотел вредить тебе