Мысль о ее невинности, о том, что я стал первым, делает ощущения еще острее, почти невыносимыми.

Падаю на нее, тяжело дыша, мои губы находят ее лицо. Целую щеки, закрытые глаза, чувствуя соленый вкус слез.

— Прости, — шепчу, не в силах остановиться. — Прости, малышка.

Она открывает глаза, и в них нет боли. Только блеск и азарт. Она улыбается, словно бросая мне новый вызов, словно это не я только что лишил ее девственности, а она меня.

— Не надо, — шепчет она, касаясь моего лица. — Не извиняйся. Это было… это было правильно.

Смотрю на нее и в этот момент понимаю, что пропал не просто в физическом смысле. Эта девчонка, эта дерзкая, упрямая, невероятная Каролина пробралась мне под кожу, в сердце, в самую душу.

Я не знаю, как теперь жить с этим. Не знаю, как отпустить ее. Не знаю, как вернуться к своей пустой, холодной жизни, где нет ее улыбки, голоса и азарта.

Целую ее снова, мягко, нежно, пытаюсь запечатлеть этот момент в вечности. Ее губы отвечают, она расслабляется подо мной.

Мы лежим так, переплетенные, сливаясь друг с другом, и я понимаю, что это — мой ад. Моя бездна. И я готов гореть в ней вечно.

Но в глубине души я знаю: это ошибка. Она слишком молодая, слишком яркая, слишком живая для такого, как я.

Я — человек с прошлым, с ранами, которые никогда не заживут. А она… она заслуживает другого. Принца, а не отставного вояку, который прячется в лесу от мира.

Но сейчас, в этот момент, я не могу думать об этом. Не могу отпустить ее. Не могу остановиться.

Да, Лукьянов, ты не только стал любителем малолеток, но и романтиком. Что дальше? Свадьба, дети и чай вместо самогона?

Глава 23 Каролина

Я стала женщиной.

Эта мысль крутится в голове, как мелодия, которую невозможно забыть. Лежу на простынях, которые пахнут Богданом — сосной и дымом, хочется зарыться в них носом и дышать этим запахом вечно.

Я стала женщиной.

Его женщиной.

Господи, вот это дела творятся. Аленка бы с ума сошла, если бы я ей рассказала.

Богдан возится со мной, как будто я хрупкая фарфоровая кукла, которая вот-вот развалится на части. Осторожно стирает влажным полотенцем кровь с моих бедер, гладит по волосам, шепчет что-то неразборчивое. В его глазах такая нежность, что сердце готово выпрыгнуть из груди.

— Больно? — тихо спрашивает он, касаясь пальцами моей щеки.

— Нет, — честно отвечаю. И это правда. Я чувствовала боль совсем недолго, а потом… потом мне было так хорошо, что я до сих пор не могу поверить, что это случилось со мной. — Все прекрасно.

Но по его лицу я вижу, что он мне не верит. Он хмурится, проводит рукой по волосам и отводит взгляд.

О нет, только не это.

Пожалуйста, не начинай сожалеть.

— Богдан, — зову его, но он уже встает с кровати.

— Я нормально растоплю баню, — бурчит он, натягивая джинсы. — Тебе нужно как следует помыться. А то простудишься.

Простудишься? Серьезно?

И уходит. Просто берет и уходит, оставляя меня одну в этой большой кровати, которая внезапно кажется пустой и холодной.

Что это было?

Секунду назад он целовал меня так, словно я центр его вселенной, а теперь сбежал, как от чумы?

Сажусь на кровати, подтягиваю колени к груди. В животе сжимается тревожный комок. Неужели я что-то сделала не так? Может, он разочарован? Может, я была слишком неопытной, слишком неумелой?

Или я была слишком навязчивой?

Не думай об этом, Каро. Не порти себе настроение.

Встаю, ищу глазами что-нибудь, во что можно одеться. На дверце шкафа висит клетчатая рубашка Богдана, в которой он был вчера. Поднимаю ее, подношу к лицу. Пахнет им.

Надеваю ее на голое тело. Она огромная, доходит мне до середины бедра, рукава болтаются. Но в ней я чувствую себя… защищенной. Как будто он обнимает меня, даже когда его нет рядом.

Выхожу во двор. Солнце уже клонится к закату, воздух теплый, птички чирикают. Валера важно прогуливается возле крыльца, увидев меня, останавливается и подозрительно смотрит.

— Что? — спрашиваю его. — Да, я надела рубашку твоего хозяина. И что с того? Он не против.

Валера презрительно трясет головой и гребнем, отворачивается. Видимо, мой новый статус его не впечатляет.

— Завистливый ты, Валера, — смеюсь. — Ничего, может, и тебе когда-нибудь повезет. Хотя у тебя целый курятник девчонок, иди и займись ими.

А потом я вижу его. Богдана.

О, господи.

Господи!!!!!

Он идет от озера с ведрами воды, и зрелище это… божественное. Рубашку он так и не надел, джинсы низко сидят на бедрах, обнажая ту самую дорожку из темных волос, которая ведет вниз. С каждым шагом под загорелой кожей перекатываются мышцы, на груди блестят капли пота.

Какой же он красивый.

Мой мужчина.

Мой первый мужчина.

Очуметь!

Замираю и просто смотрю на него, как завороженная. После того, что между нами произошло, я имею право смотреть. Имею право любоваться каждой линией его тела, каждым движением.

Теперь он мой, правда? Мы теперь… что? Любовники? Пара? Или это был просто… эпизод?

Нет, не эпизод.

Не может быть эпизодом.

Богдан замечает мой взгляд и останавливается. Смотрит на меня, на свою рубашку на мне, в его глазах что-то темнеет. Не гнев, нет. Что-то другое. Что-то горячее и опасное.

Ух, как я люблю, оказывается, горячее и опасное!

— Тебе идет, — говорит он, подходя ближе.

— Удобно, — отвечаю, стараясь казаться непринужденной, хотя сердце колотится как бешеное. — И пахнет тобой.

Уголок его рта дергается в