Еще на перечислении лекарств я посмотрела на маму, и она прошептала, чтобы я не переживала: Патрик все оплатит. Счет нам наверняка выкатят баснословный.

– Сколько я была без сознания?

– Со вчерашнего вечера, как все случилось.

– А сейчас?

– Сейчас, – он вскинул запястье, – пять утра четыре минуты.

– Хм…

– Боже, Сара, как же так? – Гвен будто заново осознавала случившееся и все никак не могла поверить, что ее дочь так сильно вляпалась. – Зачем ты полезла в огонь? – не сдерживая слезы, причитала она. В ее взгляде я видела опасение и неподдельную боль.

– Иначе было нельзя. Больше никто не мог им помочь.

– Но ты сама чуть не сгорела!

– Зато мы все живы. Было бы лучше, если бы сгорели те трое, зато я осталась цела?

– То, что вы сделали, Сара, достойно огромного уважения, – тихо заявил доктор, прервав неловкую паузу, – родственники пострадавших уже изъявили желание отблагодарить вас, но я запретил им приходить, пока вам не полегчает. Хотя бы неделю. Да и вам, – он обратился к ребятам и Гвен, – лучше не задерживаться. Ей больно разговаривать, моргать и шевелиться. Препараты не могут погасить всю боль. Нужен покой и как можно больше сна. Имейте это в виду. Я вернусь через пять минут.

Когда врач вышел, мне поведали, что как только меня доставили, в госпиталь примчались Патрик, Гвен и ребята из тату-салона. Но если бы только они! Событие быстро приобрело огласку и с шумом прокатилось по Уотербери, выплескиваясь и за пределы города. О моем поступке уже вчера вечером передавали по местному телевидению. Журналисты успели сделать несколько кадров с места происшествия и у машины реанимации. Тут я прервала рассказ и попросила зеркало. В ответ на эту просьбу все стыдливо отвели глаза.

– Не заставляйте меня злиться. Дуглас, Мэтт?

Я гневно посмотрела на друзей, но они молчали. Силы стремительно покидали меня, словно врач, уходя, запустил мне таймер на потерю сознания.

– Дуглас? – с нажимом повторила я. Мне хотелось себя увидеть, пока я вновь не провалилась в небытие.

– Сара, тебе сейчас нельзя волноваться. Может, лучше сделать это потом, хотя бы через неделю? – дрожащим голосом предложила Гвен.

– Неделю?! Вы хотите сказать, что весь Уотербери видел меня такой по телику в выпуске новостей, а я сама не могу взглянуть на свое лицо?!

– Сара, они сняли всего пару секунд, и там не очень видно твои…

– Что – мои? Немедленно дайте мне зеркало! Я требую, черт вас подери! Я жизни спасла!

Злость исказила лицо и вызвала боль, от которой из глаз брызнули слезы, тут же впитываясь в бинты. Перепугавшись, они выполнили мое желание, но прежде уговорили как можно спокойнее принять то, что я увижу. Достав из сумочки, Гвен подала мне небольшое квадратное зеркальце, я взяла его неуклюжими пальцами и помедлила, прежде чем поднять на уровень глаз.

Смотреть на себя, но не видеть своего лица было жутко. Хуже всего выглядели кроваво-красные воспаленные глаза с опухшими веками. Ни ресниц, ни бровей не было. Запеченные губы потрескались и слиплись. Слава богу, все остальное было под повязками. Я в ужасе и злобе швырнула зеркало на пол, где оно и разбилось. Только в тот миг я в полной мере осознала, какую боль мне предстоит терпеть ближайшие недели.

– Доченька, врач говорит, что все это пройдет, даже следа не останется… Главное, что ты жива!

– Глаза ужасно болят, – злобно бросила я. – Попросите у кого-нибудь капли. И уходите. Я больше не могу.

Новые волдыри проявились к вечеру того дня.

Их было пугающе много. На лице, шее, руках. Каждый день по два раза мне делали перевязки и обкалывали снова и снова, не позволяя выйти из коматозно-наркотического опьянения ради моего же блага. Так что реальность превратилась в сплошной поток дурмана и боли, сменяющих друг друга, граница между явью и сном исчезла, как и счет времени, а собственных мыслей у меня как будто больше не было.

Несколько дней я действительно больше не ходила (разве что под себя), лишь ездила на каталке на процедуры и спала на своей койке. Какой-то затерянный край моего сознания недоумевал, как я вообще могла выйти из палаты в самом начале, если сейчас и пары шагов сделать не в силах.

Я поняла, что мне стали уменьшать дозы, когда заметила, как постепенно возвращаются способности к мышлению и наблюдению. В какой-то момент я словно вынырнула из-под воды и застала себя за тем, что при каждой перевязке с отвращением следила, как ожоговые пузыри наполняются прозрачной желтоватой жидкостью, похожей на гной. Если оценочные суждения снова при мне, значит, точно прихожу в себя.

Я боялась представить, какой кошмар начнется, когда часть волдырей будет лопаться, превращаясь в открытые раны с капельками крови и лохмотьями кожи, а те, что не успеют лопнуть сами, будут бесконечно вскрывать хирургическими методами и обрабатывать, один за другим, и так каждый день.

По ночам я рыдала и не могла заснуть от жжения, так что врач был вынужден на свой страх и риск назначить мне мощное снотворное, которое к тому же не даст побочного эффекта при смешивании с остальными препаратами.

Я почти ничего не ела, только пила из трубочки (а еще получала глюкозу и витамины из капельницы), и скоро, когда мое лицо больше напоминало фарш, запретила кому-либо себя навещать, пока раны не начнут заживать. А они не всегда делали это сами, иногда врачам приходилось накладывать лоскуты моей собственной кожи, срезанной с неповрежденных участков тела. И это было омерзительно.

Учитывая, что я находилась в аду двадцать четыре часа в сутки, стало плевать, кто там и на что обидится. Плюс ко всему больницу стали осаждать репортеры, желающие взять у меня интервью. Выглядывая в окно из-за занавески, я видела их толпящимися у входа с диктофонами и фотоаппаратами наготове. Внутрь их не пускали, но представители этого контингента могли проникнуть в мою палату хитростью. Разумеется, это меня не радовало.

Один раз, уже своим ходом возвращаясь после процедур мимо регистратуры, где стоял небольшой телевизор, я услышала свое имя и остановилась. Глубоко дыша ртом и хмурясь, прислушалась к тому, что вещала ведущая новостей в красивом синем костюме.

– …героический поступок Сары Фрай останется в памяти Уотербери… Пожертвовав своим здоровьем, девушка без раздумий вытащила из объятого огнем автомобиля женщину и двоих детей незадолго до того, как пламя вызвало взрыв пробитого во время аварии бензобака…